Пастор из Моддовы Александр Афтинеску о том, как церкви работают с беженцами от войны

«если брат твой обеднеет и придет в упадок у тебя, то поддержи его, пришелец ли он, или поселенец, чтобы он жил с тобою» (Левит 25:35). 

Казалось, что в 21-ом веке, когда по всему миру говорят о равенстве о свободе и мире, неуместно даже думать о войне. Но война пришла, и она застала врасплох многие страны. Как христиане, мы должны в точности соответствовать словам Христа, который повелел нам любить врагов наших, благотворить, и велика будет наша награда на небесах (от Луки 6:35).

Мы рады представить вам человека, который вложил не только время и ресурсы, но свою душу, служа тем, кто убегал от военных действий в Украине.

О служении беженцам мы беседуем с ответственным пастором по Северному региону Александром Афтинеску.

С начала войны вы находились в кругу людей, которые покинули родную страну, убегая от войны иногда без документов, без денег, и только с надеждой в душе. Чем вы были движимы, начав помогать беженцам? 

Когда мы услышали о том, что в Украине началась война мы понимали, что это беда для людей. Но, мы не с первых дней начали принимать людей поскольку многие уезжали в г. Кишинёв. 27 февраля мы увидели, что война идёт в полном масштабе и решили в воскресенье вечером написать объявление в интернете и позвонить волонтёрам на таможню, о том, что мы готовы принимать нуждающихся на ночлег. В этот же вечер к нам прибыли первые беженцы. Конечно, мы были движимы тем, что у людей беда, у людей горе, они в переживаниях, и мы открыли двери нашего детского дома семейного типа, где есть много мест, есть удобства, и начали служить этим людям.

Насколько тяжело морально работать с людьми, которые пережили такой стресс? 

Знаете, в первые дни получалось так, что практически с каждым человеком я пытался поговорить и как-то поддержать тех, кто в этом нуждался. Но, не пережив те ужасы, которые они пережили я не мог понять их до конца. Первую неделю мои глаза были сухими только днём, потому что, в основном начиная с 10 часов вечера, и бывало даже до 4 утра, люди приезжали для того, чтобы просто остановится на ночь и отоспаться. И вот ты встречаешь людей, ты начинаешь их как-то успокаивать, и они утром просыпаются, говорят: «Мы так выспались, так хорошо у вас, не слышно ни сирены, ни тревоги никакой, никаких взрывов, нам не верится, что мы находимся как будто в другом мире.»

Было сложно это принимать морально, и слушая каждую историю ты невольно замечаешь, что плачешь вместе с ними. Это такое состояние, которое невозможно было передать, нужно самому прийти туда и прочувствовать вместе с теми людьми, которые пережили буквально несколько дней этой войны. Ты сидишь вместе с ними, беседуешь, плачешь с ними и пытаешься как-то ободрить и дать хоть какую-то надежду что всё-таки все будет хорошо.

Были ли случаи, когда вы отказывали кому-то в помощи? 

За время, которое мы принимали я не помню, чтобы мы кому-то отказали. Среди беженцев были большие семьи, отдельные группы людей. Одни приезжали на своих машинах, других привозили.

Был один такой момент, когда приехала семья и они говорят мне:

«Нам дали ваш номер телефона и дали адрес. Мой знакомый жил у вас, сказал, что вы можете принять». Я и не думал им отказывать. А они говорит мне что у них проблема, — их младший сын заболел ветрянкой. Это был, наверное, единственный момент, когда я задумался, принять или отказать? Когда я посмотрел на мужа, жену, на их детей, увидел, что они из очень бедной семьи, я понял, что не стоит этого делать. Мы их приняли, но с условием что больной сын будет находится только в их комнате, чтобы не заразились других детей, которые в то время у нас жили. Наверное, отказывали только тогда, когда мест уже больше не было. Потому, что спали и на полу на матрасах, все места были заняты вплоть до того, что были готовы и в коридоре спать, чтобы только отдохнуть и потом ехать дальше.

Как отреагировало ваше окружение: соседи, знакомые на ту помощь, которую вы оказывали украинцам?

 Реакция была конечно очень интересная. На любое событие люди реагируют по-разному потому, что и ситуацию каждый воспринимают также по-разному. Здесь проходили политические мнения, взгляды. Кто-то говорил про Украину плохое, а кто-то наоборот говорил что-то о России. Приходилось это конечно выслушивать. Самым большим непониманием со стороны людей, было то что они бегут из своей страны. Конечно они не говорили это беженцам, они говорили это мне, и приходилось стоять в проломе. Было для многих препятствием и то, что беженцы приезжали на дорогих машинах. У них в принципе только это и осталось. Дома разрушились, был какой-то бизнес – все склады повзрывали. Это то, что они могли взять и на чем уехать. Я не считаю это проблемой, я смотрю на то что у меня есть возможность этим людям помочь, чтобы они пришли в себя. Были даже истерики. Люди отходили от дороги и приходилось успокаивать и лекарства давать. Но была и добрая часть людей, которые понимали и очень хорошо отзывались. Очень многие из села, даже сам примар, приносили какие-то закрутки, яйца, кто-то хлеб приносил, кто-то повидло достал с подвала, соленья. Часть людей поддерживали и ободряли, и были те которые конечно осуждали.

Как беженцы всё это воспринимали? То, что вы помогали добровольно, да ещё и бесплатно.  

Воспринимали одинаково. Расскажу про один случай. Когда волонтёры отправили одну семью к нам, они приехали и на второй день сказали следующие слова:

«Саша нам все равно не верится, что такое может быть. Нас встретили на таможне ваши волонтёры, дали нам ваш номер телефона. Наш сын говорит, что здесь что-то не так, что-то не чисто, не может быть чтобы люди просто дали тебе и карточку с номером, и адрес, телефон человека, который примет, на ночь, где есть все и условия. Он уговаривал нас остаться на заправке ночевать. Приехал волонтёр и все-таки убедил нас приехать сюда. И знаешь, мы сейчас уезжаем, а нам не верится, что это реальность.»; я отвечаю: «Вы знаете, это действительно так, Бог побуждает нас это, мы делаем понимая, что вы нуждаетесь в помощи. Мы этим благословляем вас».

Всегда, конечно, были положительные эмоции, слёзы расставания, и практически каждая семья, которая уезжала, благословляли, и говорили, что на обратном пути они обязательно заедут.

Что было самым тяжёлым в этом деле и что показалось вам лёгким? 

Наверное, самым тяжёлым это было то, что ты принимаешь этих людей ночью. Практически не было времени для того, чтобы ты мог поспать, отдохнуть. Хорошо, что были и другие, которые подключались и приезжали помогать. Мой телефон был связным, и мне всё равно приходилось где-то чуть-чуть спать потом все-таки идти встречать людей. Для нас не было сложно то, что мы принимаем этих людей, потому что вовлекались ещё многие другие, которые приходили, убирали в доме, делали дезинфекцию. Где-то чувствовалась конечно усталость, и она добилась своего потому что приходили дни, когда ты просто отключался от всего, из-за того, что силы физические на исходе.

Было ли у вас чувство сожаления за то, что вы принялись делать эту работу?

Прошло уже много времени, и в этот период ни разу ни я, ни моя супруга или другие люди, которые участвовали в приёме не сказали, что мы жалеем, что начали принимать, зачем оно нужно нам было. И сегодня мы получаем многие сообщения, письма, напоминания о том, что они были у нас и благодарят. Одна семья на обратном пути, возвращаясь в Винницу, заехали к нам, привезли гостинцы из Европы. Мы посидели, попили чай вместе, имели это общение. Поэтому, когда видишь такое ободрение, ты видишь результат и что люди остаются благодарными, не бывает сожаления и вопроса – почему мы такое делали.

Вы приняли более 600 людей и, конечно, они рассказывали вам свои истории. Какая из этих историй больше всего вас тронула? Можете рассказать? 

Этих историй очень много на самом деле. То, что я не могу забыть на сегодня, это история группы из 15 человек, приехавшие на двух машинах люди из Харькова. Машины побитые, где-то ещё в аварию попали, и они приехали буквально на одну ночь. Но это были особые слабослышащие люди. Среди них была девочка, она была моим «языком». Помню ясно тот момент, когда утром второго дня я сидел на диване и женщина, которая присела рядом, без той девочки, которая помогала с переводом, начала мне объяснять то, что они пережили в Харькове. Десять суток они просидели в подвале. Она жестами показывает мне как все сидят в подвале и сверху падают бомбы, и так озвучивает это все. Показывает, что еды и воды нету, и десять дней не знали куда ехать. Она все это объясняет, а у меня слезы текут, как будто переживаешь это с ними. Потом подошла та девочка и немножко помогла с переводом, это была ее дочка, ей 8-9 лет. Когда мы все прощались, особенно со своим переводчиком, она сказала: «Дядя Саша, как я устала уже», а я отвечаю: «Слушай, ты для них сейчас являешься таким спасением, тебе Бог дал право говорить. Твоя мама и другие не могут говорить, твоя сестренка слышит, но плохо говорит. Видишь, почему-то Бог сделал так что ты среди всех них, и ты этим дядям, тётям, можешь помочь». Она со вздохом согласилась, я чуть на колени не встал, обняв ее, и когда отпустил, увидел, что ее мама сильно плачет. И она плачет, слёзы вытирает, а я понимаю, что люди глухонемые редко плачут. Для того, чтобы глухонемой человек заплакал это не знаю, что должно было произойти. Тяжело сейчас говорить эти воспоминания, поэтому это где-то особенная картина осталась в памяти. Понимаешь, что и так есть этот минус что они не могут слышать, но и то как они объясняли, что пережили и где были, это просто невероятно. Да, приняли более 600 людей. Из всего этого мы понимаем, то что мы могли сделать это добро во имя Бога, это добро для того чтобы они могли жить. Спасибо и тем людям, которые помогли. Это не были только односельчане, но и многие мои друзья.

А. Афтинеску baptist.org.md/ru