«Пантомима — это как одна из притч Иисуса». Интервью с испанским мимом Карлосом Мартинесом

Испанский мим Карлос Мартинес празднует 40 лет на сцене и анализирует свою карьеру. «Молчание должно быть частью нашего общения внутри и вне церкви».

О чём вы думаете, когда представляете себе мима? Возможно, возникает образ человека, который красит лицо в белый цвет, одевается в чёрное и жестикулирует на пешеходной дорожке.

Но если вы поговорите с испанским мимом Карлосом Мартинесом, вы откроете для себя целую жизнь, посвящённую искусству, и поймёте, что это нечто более глубокое. Молчание и жесты, объединённые в процессе невербального общения. Идеи и слова, которые передаются руками и взглядом.

Мартинес, который недавно отметил 40-летие работы на сцене, развивал свою карьеру в Швейцарии и Германии. Помимо семинаров для пасторов по невербальной коммуникации, его репризы разыгрывают в воскресных школах и на проповедях, и в то же время они имеют важное социальное содержание.

В последнее время некоторые видят в его универсальном языке возможности для гостеприимства. «На каждом спектакле, который я даю в Германии или Швейцарии, всегда есть украинцы. Они не понимают языка, и у принимающей стороны, конечно, возникает вопрос, что им показать. Поэтому их приводят на мим-шоу», — объясняет Карлос.

Чтобы проанализировать свою карьеру по случаю 40-летнего юбилея, Карлос побеседовал с испанским новостным сайтом Protestante Digital в шумном кафе, создав небольшой оазис тишины.

Как вы смотрите на то, что вы уже 40 лет на сцене?

Я вижу себя на пороге пенсии (смеётся). Когда начинаешь, не думаешь, что будешь выступать на сцене сорок лет. Меня устраивало четыре-пять лет, потому что стать актёром и работать на сцене было моей мечтой в детстве.

Мы, мечтатели, знаем, что не все мечты сбываются, но годы идут, проходит десять, потом двадцать, потом двадцать пять лет…

Я помню, когда исполнилось двадцать пять лет моей карьеры. Мы объездили несколько стран и создали более восьмидесяти шоу. Для меня это уже был «пик». Мне было интересно, что ещё может быть. Но никогда не было цели достичь определённого количества лет, может быть, потому, что драма в большой степени связана с настоящим.

Мим-шоу — это работа в настоящем. Артист работает каждый день, и каждый спектакль — это достижение «вершины». Дело не в годах или количестве спектаклей, дело в настоящем.

Если зрители откликаются, если артист отвечает зрителям, если происходит общение, то это и есть «вершина», достигнутая цель.

Но разве артист когда-нибудь уходит на пенсию?

Когда я говорю о выходе на пенсию, я имею в виду возраст, но я всегда говорю, что пока организм держится, мы будем продолжать. Сейчас мы готовим план на ближайшие три года.

Мне только что исполнилось 67 лет, и думаю дотянуть до 70. А там посмотрим. Я чувствую себя сильным.

Но это правда, что художник никогда не уходит на пенсию. Если я уйду с работы, я буду продолжать заниматься пантомимой как волонтёр, проводя семинары и курсы для молодых людей, которые хотят использовать невербальную коммуникацию. Даже для проповедников.

Раз в год я провожу семинары по невербальному общению для пасторов в Германии или Швейцарии. Так я мог бы продолжать работать на преподавательском поприще. Есть много способов продолжать работать, не выходя на сцену.

Что вы приготовили в честь своего юбилея на сцене?

Шоу называется Vitamimo. Это игра слов, в которой я объединяю понятия жизни и искусства пантомимы и подвожу итоги 40 лет, посвящённых этому искусству. В этом шоу две части. Первая состоит из чистой пантомимы и длится час. Затем наступает перерыв, и мы используем это время, чтобы собрать из 20 номеров четыре, за которые зрители предварительно проголосовали больше всего, используя QR-код. Во второй части я исполняю эти четыре репризы без грима. Цель — выступить с этим шоу не менее сорока раз.

Мы обращались в театры Испании, но это было невозможно, я провел только две репетиции со зрителями. Мы показали спектакль 18 раз в Швейцарии, Германии, Швеции, скоро поедем в Португалию и Косово.

Как развивалось ваше творчество?

Многие работы родились из необходимости, потому что моему агенту нужно было продать (смеётся). Это заставляет тебя работать и превращать идеи в нечто осуществимое. Я сделал только одно заказное шоу, для Красного Креста, но я сделал его по-своему.

Я никогда не чувствовал себя обязанным ставить номера о чём-то конкретном или противоречащие моим убеждениям или моей философии. Я ставил их, потому что мне это нравилось.

То, что происходит в жизни, влияет на творчество. Когда умерла моя мать, многое изменилось. Это затронуло мою душу. Мама была всегда и казалось будет вечно. Это был большой шок. До этого многие мои номера были смешными, но после ухода мамы творческий процесс направил меня к пантомимам, которые были более поэтичными.

Все меняется, когда работаешь с режиссёром. Он — как зеркало Белоснежки, которое всегда говорит правду, а иногда причиняет боль. Но он заставляет спектакли двигаться в том или ином направлении.

Некоторые из моих номеров родились, чтобы быть понятыми позже. Например, я почти три года работал с одним пианистом, и мы всегда встречались в гримёрке. До встречи с ним я написал репризу об одиночестве гримёрки, и когда я представил её режиссеру, он её отверг.

Через три года пианист заболел и умер. Тогда мне пришлось вернуться в гримёрку одному. Я решил переделать репризу как дань памяти моему другу. В этом контексте она изменилась, даже мой режиссёр согласился. Много раз я ставил номер, не имея возможности его представить. Творчество всегда присутствует, оно не останавливается.

Если бы вы могли исполнить одно из своих произведений в последний раз, что бы это было?

«Карманные часы». Я исполнил этот номер в 1994 году, когда умерла моя мать. Эта реприза представляет три поколения за шесть минут.

Она показывает, что время идёт быстро, но позволяет наслаждаться каждым моментом. Смерть приходит незаметно. Она где-то рядом, но вы её не замечаете. На Западе мы считаем, что рождение — это начало, а смерть — конец, но в племенах Амазонки верят, что всё идёт по кругу. В некотором смысле, именно это я почувствовал, когда умерла моя мать. Жизнь продолжается, и мы — часть этого круга.

Ещё одна реприза — «Сотворение». Я сделал её, потому что один мальчик попросил меня изобразить Бога. Я подумал, что единственный способ сделать это — через персонажа, который что-то делает руками. Бог со сложенными руками не подходит. В репризе вы видите, как Бог создаёт землю, море, свет, мужчину, женщину и всё остальное. Всего за четыре минуты.

Я мог бы играть эти два номера каждый день.

Реприза «Сотворение» в исполнении Карлоса Мартинеса (с 55-й секунды)

 

 

Какую роль христианская вера играет в вашем творчестве?

Прежде всего, вера помогает мне относиться к библейским темам с уважением. Очень легко посмеяться над Библией или раскритиковать, не имея аргументов. Я считаю, важно относиться к ней с уважением, даже если использую художественные приёмы и юмор. Некоторые христиане полагают, что юмор не подходит для церкви, но я так не думаю.

Помню, я выступал перед группой профессиональных актёров в Национальном театре в Риге. Одна актриса сказала, что слышала, что я могу изобразить Бога в пантомиме. На мой утвердительный ответ прозвучала просьба сделать это. Я исполнил для них репризу «Сотворение».

Когда я закончил, актриса и её коллеги подошли ко мне с вопросом, где им найти этого Бога. У них не было никакого представления о Боге, который так любит, так добр и в то же время страдает. Я связал их с церковью, которую знал в Риге, и теперь в Национальном театре 25 актёров-христиан.

Пастор этой церкви имеет специальное разрешение приходить в театр по четвергам и молиться с ними. И всё потому, что я представил Бога достойно. Это то, что дала мне моя вера, когда дело касается библейских тем.

Когда я делаю номера о правах человека или природе, я проявляю такое же уважение к жизни и людям. К юмору нужно относиться почтительно, потому что это обоюдоострый меч. Нужно быть очень осторожным, чтобы не навредить.

Юмор серьёзнее, чем кажется, и с ним нужно обращаться очень деликатно, чтобы он не только рассмешил, но и заставил задуматься и поразмышлять. В этом и заключается польза юмора.

В церковной жизни голос играет ключевую роль в поклонении, проповеди и так далее. Но вы «проповедовали» тем 25 актёрам без слов. Некоторые могут задаться вопросом, что человек, не использующий слов, может сказать о Боге?
Надо уметь молчать. Я родился в испанском городе в регионе Астурия, в семье католиков. Некоторые члены моей семьи до сих пор принадлежат римско-католической церкви. Что мне нравилось в католической церкви, так это тишина.

Когда я присоединился к евангельской церкви, Евангелие стало очень ясным, понятным и очевидным. Но мне стало не хватать той тишины.

В тишине нет ничего плохого, напротив, она может многое дать. Во многих церквях проблема с тишиной заключается в том, что мы не позволяем ей говорить. Кажется, что если наступило молчание, значит, что-то не так. Но молчание мима говорит о чём-то, потому что он использует его, чтобы рассказать историю.

Когда мы не позволяем тишине говорить, будь то графическое выражение, картина, звёздная ночь или спящий ребёнок, то молчание начинает говорить с нами о прошлом.

Тишина имеет привычку напоминать нам обо всём плохом, что мы сделали. Вот почему мы не хотим, чтобы она входила в нашу жизнь. Мы пытаемся контролировать её, чтобы избежать чувства вины.

Но когда тишина говорит с нами, и мы позволяем ей говорить, она может быть настоящим посланием. Я никогда не скажу, что молчание звучит громче слов. Я верю в проповедника и во все, что связано с голосом, но мы не можем оставить без внимания молчание.

Один очень дорогой мне человек, музыкант, сказал, что музыки без тишины не существует. Другими словами, молчание должно быть частью общения. Если кто-то хочет включить в церковную жизнь немного тишины, почему бы не сделать это с помощью искусства?

Иногда одна церковь в Германии приглашает меня, чтобы я исполнил пантомиму перед проповедью, чтобы потом проповедник мог обратиться к ней в своём послании. В Испании я работал в служении «Призвание», и моя роль была противоположной. После проповеди я подводил итог всему, что сказал проповедник. Иногда в пантомиме, иногда в речи.

Пантомима — это как одна из притч Иисуса. Есть люди, которые остаются только ради истории, а есть другие, которые остаются, потому что хотят узнать больше.

Ваша карьера развивалась в основном в Германии и Швейцарии, но вы всегда поддерживали отношения с церковью и публикой в Испании.

Недавно я провёл репетицию со зрителями в церкви, которую я посещаю здесь, в Испании. Я исполнил номера, которые исполняю уже сорок лет, но они были новыми для здешней публики.

Такова цена, которую я заплатил за то, что работал за границей, желая зарабатывать на жизнь искусством и сделать его своей профессией.

В Германии есть люди, которые много раз видели мои выступления. Там это удалось, потому что в первые годы я очень много работал в церквях. В Испании я начинал с миссии «Молодёжь для Христа». Я работал с ними, выступал с пантомимой и проводил курсы пантомимы. «Молодёжь для Христа» в Германии увидела мою работу и пригласила меня поехать туда.

Тогда в церквях начали замечать и ценить этот вид искусства. Это открыло для меня многие двери. Поскольку меня наняли там, а не в Испании, постепенно я переехал туда.

Я всегда говорю, что в Испании ко мне очень хорошо относятся, но не берут на работу (смеётся). Но и здесь были церкви, которые поддерживали меня и даже подписали со мной контракт.

Я работал в церквях, но всегда думал о работе в театре. Было время, когда я больше работал в театрах, чем в церквях. Потом мы решили соблюдать баланс 50/50, потому что многие церкви просили меня. Мы старались сохранить обе аудитории.

Хорошо, что моему шоу есть место и в церкви, и в театре. Мне не нужно менять свой образ мышления. Ни в театре я не должен делать только номера о правах человека, ни в церкви ставить только Библию. Я могу прекрасно чередовать темы.

Недавно я выступал в театре в Швеции, где люди могли выбирать номера, которые я играю. Даже в театрах многие люди хотят увидеть «Сотворение», потому что оно сделано очень понятным языком. Это не прозелитизм.

Психолог, которая много лет проводит медитации, посмотрела эту репризу и сказала мне, что за четыре минуты она достигла таких мест в своей душе, до которых раньше могла добраться только за несколько часов.

Моя перспектива — это перспектива актёра, который читает Библию. Я не говорю об изменении Библии, я говорю об изменении перспективы. В этом и заключается работа искусства: оно заставляет людей взглянуть на одну и ту же историю с другой точки зрения и увидеть новое.

Это то, что дала мне пантомима, и это то, что я делаю, когда провожу семинары для пасторов, хотя они люди, которые очень хорошо знают Библию.

Я рассказываю им библейскую историю с точки зрения актёра, и это автоматически всё меняет. Иисус истолковал две притчи, и иногда я думаю, что хорошо, что он не истолковал остальные, потому что мы можем играть с этим. Но в отношении тех, которые он истолковал, мы обязаны быть верными их толкованию. Но даже в этом случае мы вольны изменить способ передачи послания.

Кто-то однажды сказал мне, что мой талант — это мимика, но мой дар — общение. Я могу общаться жестами и словами, просто именно жест даёт мне работу (смеётся).

Как вы относитесь к типичной дилемме христианского художника?

В светском обществе, хотя я не люблю называть его так, большинство людей даже не знают, что я христианин. Это помогает моему представителю, когда речь идёт о продаже, потому что слово «христианин» в определённых сферах искусства воспринимается плохо.

С другой стороны, когда вы хотите работать в церквях и говорите, что вы христианин, им это нравится, но когда вы говорите, что вы ещё и актёр, то это не очень нравится. Поэтому актёр, который является христианином, часто находится в подвешенном состоянии. Если вы скажете, что вы художник или актёр и буддист, то это не вызовет таких проблем.

Поэтому мы всегда стараемся быть очень внимательными. Мы не хотим превращать христианство в знамя, которое мы используем для продажи. В Германии было много церквей, которые нанимали меня, потому что я христианин, пока я не осознал это и не попросил их нанять меня за моё искусство. Конечно, если кто-то спрашивает о мой вере, он получает ответ.

Я стараюсь, чтобы люди, которые не являются христианами, увидели моё выступление и оно им понравилось. Так же, как когда я читаю портрет Иисуса у Сарамаго (португальский писатель, автор скандально знаменитого «Евангелия от Иисуса») в его еретическом произведении, с которым я не согласен, но я уважаю его за то, как хорошо он пишет.

Я хочу, чтобы меня уважали за мою профессиональную работу. Вот почему мне нравится, когда церкви нанимают меня как профессионала. Им не нужно платить мне за то, что я делюсь своим свидетельством.

Я всегда боялся, что меня изобразят в виде протестантского мима. Не из стеснительности, но я всегда предпочитал ждать, пока меня спросят, чтобы ответить.

Я думаю о Ларри Нормане (американский музыкант, считается одним из создателей христианского рока). Что он имел в виду, когда сказал, что когда христиане говорят, что Иисус — это ответ, человек думает, в чём вопрос. Задача художника — провоцировать вопросы, и когда у людей уже есть вопрос, тогда наша вера, библейские знания и христианский опыт могут дать ответ. Но сначала нужно понять вопрос через искусство.

Беседовал Джонатан Сориано Evangelical Focus, перевод Ирины Литвиновой vio.media