«Я уверен, что в России, как и в Украине, в начале 90-х было настоящее Пробуждение»

Мы поговорили с Николаем Белоусовым – в прошлом одним из ведущих актеров ярославского театра «Екклесиаст», который все христиане родом из 1990-х помнят по постановкам «Духовная Война», «Они друг другу противятся» и «И был вечер, и было утро: день шестой» – о  начале истории театра, христианстве 90-х и о причинах его переезда из Ярославля в Киев.

Как начался твой театральный путь?

Как-то так вышло, что я с детства чувствовал желание заниматься творчеством и участвовал во всём, чём только можно. Как-то родителями поехали в дом отдыха, мне было шесть лет, там была самодеятельность, и отдыхающие готовили концерт, я тоже пошёл проситься «а можно я тоже буду выступать?» «А что ты будешь делать?» –  ответили мне. «А я буду пантомиму показывать под музыку» –  так все и началось.

Участвовал и выступал везде, где это возможно: учился в музшколе, занимался в хоре, занимался в театральной студии «Сказка» во «Дворце пионеров» в Ярославле. Каждый год во «Дворце пионеров» у нас были ёлки, и я играл каждый год в новогоднем спектакле – то черта в сказке, то короля в «Золушке», то волка в «Золотом цыплёнке», то Емелю, то сказочного принца…

По мере взросления, а в 15 лет я уже вытянулся и у меня сломался голос, и даже появился бас, я каждый новогодний спектакль, был дедом-морозом. В таком наряде много лет я на новый год поздравлял детей у ёлочки «с Новым годом». Люди думали – там взрослый дядька басит, а под бородой был 16-17 летний басовитый парень (смеётся).

После окончания 8 класса, я поступил в Культпросвет училище на хоровое отделение, год отучился и ушёл, ибо не моё. Но, через это я обрёл навык хорового пения и это мне потом пригодилось в православной церкви, где я пел в хоре целых пять лет.

Я работал в ТЮЗе (Театр юного зрителя – прим.) монтировщиком декораций, и пел в церкви. Потом я поступил в музыкальное училище им. Гнесиных на муз.комедию, а потом в театральный институт на актёрское отделение музтеатра, где я и встретил верующих ребят из евангельской церкви – Серёжу Лукьянова, Андрея Сырчина, Лену Быстрову, Сергея Комягина – в общем всех тех, с кем потом мы вместе создали христианский театр «Екклесиаст».

Ваши евангельские театральные постановки знал буквально весь евангельский мир 90-х. Насколько тогда все это было «революционным»? 

Это была абсолютная революция! Потому что до нас такого в российском христианстве не делал никто. Когда мы ещё учились в театральном, у каждого из нас была мечта «служить Богу своим талантом» и мы мечтали о христианском творчестве. Но не о таком, которое мы иногда время от времени видели, где абсолютная самодеятельность — два притопа — три прихлопа, а о таком творчестве, которое не стыдно было бы показать неверующим людям. Мы хотели именно христианский театр, а не самодеятельность – делать спектакли, а не «сценки».

Я знаю, что до нас ещё никто не делал профессиональных спектаклей, с глобальным сценарием, с грамотной актёрской игрой, с грамотными декорациями и правильным звуком и светом. В конце 90-х в Риге Алексей Ледяев впервые в русскоязычной евангельской среде начал ставить нестыдные мюзиклы.

Я работал в профессиональном театре и тоже пел в мюзиклах. И то, что я увидел у Ледява, мне понравилось, потому что, по сравнению с другими, это было максимально приближено к профессиональному творчеству. Особенно «Кифа». Я был в Риге на премьере «Кифы», это было грандиозно!

А в Москве, в конце 90-х появился христианский театр «Nota Bene», и мы с ними общались, там тоже, по крайней мере в самом костяке, были профессиональные артисты, и это было на уровне. Но, когда начали мы, ничего подобного в России ещё не было.

Как появились самые популярные ваши спектакли –  «Духовная война» и «Они противятся друг другу»?

Началось всё с церковного праздника, на котором мы решили сделать небольшой спектакль про то, как бесы обманывают людей. У нас была идея: сон одного верующего, где ему приснилось, что дьявол собирает в своей ставке разных бесов – атеизма, религии и т.д. И делал это, чтобы обольщать людей, но всякий раз видит, что это всё не то и что это не работает, и тогда к нему приходит бесёнок, который предлагает говорить людям правду, всё как есть — про веру, про покаяние, но потом сказать людям, чтоб они не торопились с покаянием, и что покаяться и принять Иисуса в своё сердце можно всегда. Например, «завтра»!

Комягиным был написан сценарий, который во время репетиций оброс нашими личными придумками, рождавшимися прямо на ходу: очень многое из того, что мы говорим в своих ролях – было импровизацией, рожденной на репетициях и мы эти тексты «закрепили». Например, в моей роли очень многое я придумал сам во время все тех же репетиций. Все мои эти: «вначале было ничего, и ничего было у ничего…» или «она была крайне любопытная и выглянула наружу, увидела небо, землю, и как заорёт «ЗЕМЛЯ»! И пошла на берег! И вот она вышла на берег, откинула ласты…» — всё это сочинялось на ходу. Я что-нибудь очередное ляпну во время репетиции, мы до коликов отсмеёмся, потом закрепили текстом и дальше репетируем.

Наш спектакль на празднике в церкви тогда прошёл тогда на ура, и старший пастор нам сказал: «Это надо показывать всем». И мы начали ездить по церквям и показывать спектакль, который мы доработали и назвали «Духовная война».

 

Потом был написан сценарий спектакля «Они друг другу противятся» про противостояние духа и плоти. Мы его между собой сокращённо называли: «Они др-др-пыр» (смеется)

 

Потом Комягин написал начало спектакля «И был вечер, и было утро: день шестой» и мы, ещё не зная, что будет дальше, начали репетировать первую сцену. Каждую репетицию Комягин приносил нам продолжение, и мы узнавали, что мы дальше будем играть. Комягин начал приносить сцены в стихах: это было для нас неожиданностью, но было интересно. Спектакль получился большим, почти на два с половиной часа.

Помню, как мы его играли и потом были просто никакие к концу.

 

Это все было в одном городе или начались выезды?

Мы стали ездить на гастроли и ездили по месяцу, а то и больше. Мы играли спектакль каждый день, и это был очень большой физический труд. Мы сильно выматывались. Но это была приятная усталость. Когда мы первый раз в 1997 году поехали в Германию на месяц, то мы проехали там кучу городов и показывали по спектаклю каждый день, а бывало и такое, что и два спектакля в день. За два раза гастролей в Германии, мы в общем количестве проехали огромное количество городов, наверное, шестьдесят. (смеется).

И какой, в период отсутствия интернета, вы получали фитбэк?

Фитбек — слишком современное слово (смеется). Для 90-х оно было бы непонятным (смеется).  Обратная связь, реакция, на наши спектакли была, конечно, очень сильной. После просмотра спектакля вживую, люди рассказывали другим – тем, кто ещё не видел и нас хотели видеть снова и снова. Нас ждали и эта атмосфера в зале, перед спектаклем, конечно же, делала многое и нам очень помогала.

Потом мы отсняли на видео два первых спектакля и выпустили видеокассеты, которые раскупались везде, как горячие пирожки (смеется).

«Фитбек» был горячим. Всё было потрясающе.

В Украине в 90-е абсолютно точно произошло если не Пробуждение, то небывалый духовный всплеск. Который, между прочим, длился долгие годы. До середины 2000-х так точно. Как с этим обстояли дела в России? Ведь вы сами начали в 1990-е. Церквей тогда там открывалось много. Наблюдался ли в тот ваш театральный пик какой-нибудь духовный подъём или свободу в стране?

Я уверен, что в России, как и в Украине, в начале 90-х было настоящее Пробуждение. В Ярославле в 1993 году я поступил в театральный институт, в котором всего училось 120 студентов, и более 50 из них в то время уверовали в Господа и стали ходить в Евангельскую церковь, и я был в их числе. Помню, как я ходил по институту и практически каждый второй здоровался со мной: «привет, брат» или «будь благословен» — что это, если не пробуждение? (смеется).

Помню, как участвуя в евангелизациях, которые мы проводили от нашей церкви, я видел сотни людей, которые собирались вокруг нас и стояли, слушая, что мы поём и что проповедует пастор. Помню, как в центре города на площади наша церковь арендовала две фуры и на том месте мы делали сцену, ставили звук, свет, и проводили служение.

Я тогда пел в прославлении, и участвовал в этих служениях. Каждый такой раз площадь наполнялась людьми, буквально тысячи людей стояли и смотрели служение. Наша церковь к тому моменту уже была не маленькая, я покаялся в ноябре 1993 года, в зале на 200 человек. Но в 1997 году наша церковь уже еле вмешалась в зал на 800 мест! Помню, как проводили евангелизацию во Дворце Спорта с Карлом Густавом (Северином. Один из основателей объединения церквей «Слово Жизни» – примечание), эта ледовая арена вмещала 5 тысяч мест, одна половина стадиона была полностью заполнена людьми. На призыв к покаянию к сцене выходило по 300 человек!

Я помню, как участвовал в раздаче Библий прям из грузовика. Помнишь, такие толстые красные Библии были? Мы ещё их называли «кирпич» (смеется). За пару часов раздавали целый грузовик Библий. Вот такая была жажда у людей и желание иметь Слово Божие.

Когда начался спад?

Спад начался, я думаю году к 2005-му. Но это, может быть, в стране пошло на спад, а не в нашем городе и в нашей церкви всегда был рост и движение, и мы продолжали расти и развиваться.

Помню, как выросло наше прославление, лидером которого я в то время был. Из десяти человек в 1993 году с ямахой-самоиграйкой и гитарой, нас потом стало больше ста человек — уже с хорошей аппаратурой, в прославлении стало несколько ведущих-лидеров, имелось четыре автономных состава и отдельный хор.

Помню, как в 2004 году в ДК в самом центре города, мы делали большое служение поклонения с хором в 130 человек и зал был битком. После 2005 года наша церковь начала проводить выездные инкаунтеры, за городом, в доме отдыха, туда приезжали сотни людей.

Но, думаю, что к середине 2000-х годов, всё же в стране уже не было такого движения, каким оно было в 90-х.

Когда ваш театр закончился для массового потребления? В какой момент вы ощутили, что уже не тот интерес к вам?

Такого не было, чтоб мы ощутили, что у людей уже не тот интерес к нам. Интерес к театру наоборот год за годом всё больше возрастал, и можно бы было, как говорится, творить и творить, можно бы было делать новые и новые спектакли. И, кстати, ведь делали!

После большого спектакля «И был вечер, и было утро: день шестой» была несколько лет пауза, когда новые спектакли не делали, а только время от времени ездили на гастроли, показывая те, что есть. Все мы — участники театра — ушли с головой в свои служения: Сергей Лукьянов в пасторство. Он итак был уже региональным пастором, но стал молодёжным. И чтобы развивать молодёжное служение, старшему пастору пришло откровение, что молодёжи нужен самый лучший пастор и проповедник. Я был лидером прославления в церкви, и много времени уходило на это служение. Сергей Комягин тоже был одним из ведущих пасторов церкви. Андрей Сырчин занимался развитием медиа-служения. Как видишь, кроме христианского театра у каждого из нас было служение в церкви, и оно забирало много времени и сил.

Но несмотря на это, в 2006 году начались репетиции нового большого и массового спектакля, в котором участвовало, кроме нас, ещё около 30 человек! Это были талантливые люди из церкви, которых мы выбрали из множества желающих играть в спектакле. И этот спектакль называется «За час до нашей эры».

 

Этим спектаклем была положена новая веха истории театра «Екклесиаст» и началось новое творчество: теперь в спектаклях театра могли играть не только профессиональные актёры, но и просто талантливые верующие люди. И театр из «закрытого театра» превратился в театральное служение «Церкви Божией» города Ярославля.

Ты уже лет 6-7 живешь в Украине, что стало причиной отъезда?

Я уехал в Украину, потому что мне это сказал сделать Бог. Я почувствовал в сердце призыв начать служение в Украине. Украина — это страна, которая давно была в моем сердце, это родина моего отца, я там часто бывал, и однажды почувствовал призвание от Бога жить там и служить Ему там.

Было ли желание начать свой театр в Украине?

Я получил от Бога призвание служить людям в качестве пастора.  Я никогда не стремился к этому, и не гнался за пасторством. Просто Бог вложил мне в сердце любовь к людям и дух сострадания, так что я получаю огромное удовольствие и радость от ежедневного общения с людьми, кем бы они ни были.

Я люблю нашу, пока ещё не большую, церковь и каждого человека, каждого брата и сестру в ней. Я много молюсь за всё, в том числе и за развитие разных служений в церкви. Очень хочется иметь разные возможности достигать людей, и я знаю, что творчество — это ключ к сердцам и взрослых и детей. Поэтому, вполне возможно, что в дальнейшем стану развивать какое-то творчество, чтобы через него приходить и прикасаться к сердцам людей. Время покажет, что будет дальше.

Я ищу волю Божью на каждое начинание, просто хочется, чтоб всё что мы делаем, это было не по плоти и не от наших талантов и способностей, а именно так, чтоб это исходило от Бога. Если Бог благословит чтоб был театр, будет и театр, и что угодно (смеется).

Беседовал С. Сорочинский