3 библейских мотива, которые часто используют в сказках

Когда христианин читает светские сказки, та или иная идея может показаться ему знакомой. Библия часто вдохновляла писателей, поэтому многие ее сюжеты несколько видоизмененные встречаются в известных и не очень произведениях. Вот 3 библейских мотива, которые часто используются в сказках.

1. Неожиданный герой

Особо ярко эта тема видна в русских народных сказках, где герой чаще всего младший или неудавшийся ребенок, короче, Иванушка-дурачок. Это не типично для фольклора, так как героем национального эпоса народ изображал храбреца, умницу и красавца – таким, каким он хотел видеть себя. Греческие мифы вообще не знают убогих персонажей, там только боги, титаны и герои.

Не право рождения, а харизма делает их ключевыми фигурами сюжета.

Яркий пример неожиданного героя из Библии — Давид. Вот, что об этом написано в 1 Книге Царств: «Давид же был сын Ефрафянина… по имени Иессея, у которого было восемь сыновей… Три старших сына Иессеевы пошли с Саулом на войну… Давид же был меньший… [он] возвратился от Саула, чтобы пасти овец отца своего… И сказал Иессей Давиду, сыну своему: возьми для братьев своих ефу сущенных зерен и десять этих хлебов, и отнеси поскорее в стан к твоим братьям… И встал Давид рано утром… и, взяв ношу, пошел… и пришел к обозу… оставил свою ношу обозному сторожу, и побежал в ряды… спросил братьев своих о здоровье. И вот, когда он разговаривал с ними, единоборец, по имени Голиаф… выступает из рядов Филистимских, и говорит те слова, и Давид услышал их. И все Израильтяне, увидев этого человека, убегали от него, и весьма боялись. И говорили Израильтяне: …Он выступает, чтобы поносить Израиля. Если бы кто убил его, одарил бы того царь великим богатством, и дочь свою выдал бы за него… И сказал Давид людям… что сделают тому, кто убьет этого Филистимлянина… И сказал народ ему те же слова… И услышал Елиав, старший брат Давида, что говорил он с людьми, и рассердился Елиав на Давида, и сказал: зачем ты сюда пришел, и на кого оставил немногих овец тех в пустыне?.. И услышали слова, которые говорил Давид, и пересказали Саулу, и тот призвал его… И сказал Давид: Господь, который избавлял меня от льва и медведя, избавит меня и от руки этого Филистимлянина. И сказал Саул Давиду: иди, и да будет Господь с тобою…».

2. Волшебное слово

Во многих сказках есть обстоятельства, когда герою нужно сказать некое заветное слово, чтобы попасть в недоступное место, или преодолеть некую преграду, которую иначе как с помощью волшебства не осилить. Как правило, такие сюжеты связывают с верой в заговоры и магические заклинания, с приданием слову сакрального смысла и волшебной силы.

Но бывают сказочные ситуации, когда это волшебное слово необходимо знать герою для того, чтобы быть опознанным как свой. Есть большой соблазн расценивать их как созданные под влиянием другого библейского сюжета о слове «шибболет». В той же Книге Судей (гл. 12) есть рассказ о вражде между двумя коленами, т.е. племенами. Одно из них, стоя у переправы через Иордан, приказывало всем проходящим говорить слово «шибболет». Так они узнавали своих врагов, потому что те могли произнести его лишь как «сибболет». Эта казалось бы излишняя, но реалистичная деталь так поразила современников, что они включили ее в хроники.

3. Судья, пророчество и гибель

В сказке «The Princess and Curdie» (Принцесса и Керди) шотландского средневикторианского писателя Джорджа Макдональда (1824-1905) прослеживается это намеренное следование библейской повествовательной традиции.

Нечестивый город, где каждый заботится о себе, напоминает печальный конец Книги Судей (Суд.21:25). Здесь присутствует и знакомый мотив неверных и лживых слуг, легкомысленно считающих, что возмездия не будет, и живущих по принципу «Ешь, пей, веселись» (Лк.12:19). Керди, фактически играющий роль ветхозаветного судьи, призванного победить врагов и восстановить справедливость, посылает к нерадивым придворным единственную благочестивую служанку в качестве своего предтечи с подлинного пророческой речью. Когда слуги отказываются ее слушать, она говорит о скором пришествии спасителя-судьи и провозглашает, что покаяться придется все равно. Эти и другие слова служанки, да и сам язык покаяния и грядущего наказания, безусловно, перекликаются с речами многих ветхозаветных пророков.

Конец сказки соответствует общему тону повествования, отсылая читателя одновременно к Книге Екклесиаста, говорящей о преходящей природе всего земного; к истории Израиля, где праведные цари сменялись нечестивыми и уже в течение одного поколения все завоевания благочестия терпели полный крах; а также к одному из ключевых моментов ветхозаветной истории: падению Иерусалим из-за многовекового непослушания и идолопоклонства израильтян и их отказа прислушаться к пророкам и принести покаяние. Если рассматривать трагический конец сказки в русле библейской традиции, то все повествование обретает новую масштабность: гибель города становится лишь одним из эпизодов большой истории и не носит характера окончательно безысходности.

Впоследствии эту же идею использовал К. С. Льюис: в его «Хрониках Нарнии», также основанных на христианском Писании, замок Кэр Паравэл тоже со временем разрушается, добрые короли умирают, им на смену приходят нечестивые правители, да и сама Нарния в конце концов погибает, что, однако, совсем не означает победы мрака над светом и зла над добром.