Научный тотемизм

В прекрасном произведении Клайва Льюиса «Письма Баламута» опытный бес-искуситель по имени Баламут следующим образом инструктирует своего менее опытного племянника в том, как удержать человека подальше от их Врага (то есть – Христа):

«Мой дорогой Гнусик! Я вижу, ты следишь за чтением своего подопечного и за тем, чтобы он вращался в кругу своих друзей-материалистов. Но мне кажется, ты немного наивен, полагая, что аргументы смогут вырвать его из объятий Врага. Это было бы возможно, живи он несколькими веками раньше. Тогда люди еще прекрасно умели отличать доказанное от недоказанного, и уж если что-то доказано, они и верили в это. Тогда еще не теряли связи между мыслью и делом и как-то могли изменить свою жизнь сообразно умозаключению. Это мы исправили при помощи еженедельной прессы и других средств. Твой подопечный с младенчества привык к тому, что в его голове кружится одновременно добрая дюжина несовместимых воззрений. Концепции он воспринимает прежде всего не как истинные или ложные, а как теоретические или практические, устаревшие или современные, банальные или смелые. Самоуверенная тарабарщина, а не аргументы, поможет тебе удержать пациента вдали от церкви. Не трать времени на то, чтобы убедить его в истинности материализма: лучше внуши ему, что материализм силен или смел, что это философия будущего».

Особое место среди подобной «самоуверенной тарабарщины» занимает общеизвестная мантра: «Человек произошел от обезьяны». И мало кто дает себе отчет в том, что вера в происхождение человека от животного предка – отнюдь не что-то новое, сильное и смелое. Это – одно из древнейших верований человека, называемое «тотемизм». У каждого племени (а тотемизм возник именно на племенном уровне) был свой почитаемый животный предок – тотем: собака, медведь, кенгуру, обезьяна, и т.п.

Вера в тотем вполне объяснима психологически: кому захочется признавать свою природу падшей и греховной? Гораздо приятнее верить в прогресс: вон, собака собакой, а и сама богом стала, и нам, людям, жизнь дала. Так и мы, если будем вести себя соответствующим образом, разовьемся во что-нибудь еще. Во что именно мы разовьемся далее, и каким именно «соответствующим образом» себя вести, было не совсем понятно. И потому стихийно развивались стиль жизни и обрядовые формы, имеющие целью «не разозлить», а, если возможно, то и задобрить тотемное животное. Категорически запрещалось на него охотиться или есть его мясо, рекомендовалось прославлять его ритуалами и задабривать жертвоприношениями, порой – даже человеческими (чего только не сделаешь для любимого пращура!).

В цивилизованных обществах, где, благодаря наличию письменности, существовала возможность накопления знаний, эта идея долго не могла привиться. К примеру, Аристотель как-то предположил, что человек произошел от рыбы, но уж слишком это выглядело надуманно – во-первых, никто не сомневался, что такое умозаключение родилось отнюдь не в результате непосредственного наблюдения превращения рыбы в человека, а во-вторых, уж очень очевидна была разница между человеком и прочими существами.

Тем не менее, вера в естественный прогресс, обратную сторону тотемизма, продолжала соблазнять умы. К концу XVIII века она утвердилась настолько прочно, что многие стали отказываться от своих прошлых убеждений и без какого-либо основания склоняться к вере в животное происхождение человека. В соответствии с изменениями, произошедшими в человеческом обществе (формирование на основе христианского мировоззрения единой глобальной культуры и порождение ею научно-технического прогресса) речь уже велась не об отдельном племени, а обо всем человечестве; самой же идее было найдено весьма удачное наукоподобное название «эволюция».

Термин «эволюция» оказался особенно хорош тем, что имел еще и другое, в те времена основное значение – последовательная цепь изменений во времени. Это позволяло в ходе дискуссии в случае необходимости незаметно подменять одно понятие другим: «Как, вы не верите в эволюцию? Но ведь это же – очевидный факт, который мы можем наблюдать повсюду! Вон, даже звезды эволюционируют: голубые звезды, сгорая, превращаются в красные гиганты; те, остывая, становятся белыми карликами, которые взрываются сверхновыми, и так далее».

Что именно значит это «и так далее», не совсем ясно, поскольку дальше – область сплошных гипотез. Но главное здесь в другом: неискушенный собеседник уже одурачен, ибо приведенная последовательность ничего общего с эволюцией в смысле развития и усложнения не имеет; это – типичный пример деградации, распада, разложения, умирания. Эдак каждый из нас «эволюционирует» из ребенка во взрослого; затем, кому удастся – в старика; и, как это не печально, – так далее. Но какое это имеет отношение к развитию жизни или происхождению человека?

Сергей Головин facebook.com