Если «срывает резьбу»

Ну, а если чувства зашкаливают? Ведь бывают же ситуации, когда уже не в силах себя контролировать, когда «срывает резьбу»! Когда не выходит совладать со столь всепоглощающими эмоциями, как возмущение, гнев, страх…

Особенно часто такое случается у людей с динамичным типом характера. Вспомните хотя бы царя Давида или апостола Петра. «От избытка сердца говорят уста», – учил Иисус на подходе к селению, где проживал первоапостол (От Луки 6:45,7:1, ср. 4:31, 38). И как знать, не поглядывал ли он при этом с иронией на ученика, уста которого нередко начинали говорить быстрее, чем включался мозг, и чьей «визитной карточкой» было сочетание двух несовместимых слов «Нет, Господи!»? Того, кто первым хватался за меч, а после боялся открыться даже юной рабыне-придвернице (От Иоанна 18:10, 17).

Наивно думать, что у верующих не бывает ни гнева, ни страха, ни депрессии. Две природы сосуществуют в нас – духовная и плотская. «Плоть желает противного духу, а дух – противного плоти: они друг другу противятся» (Галатам 5:17). Мы еще только учимся жить достойно своего призвания, в том числе – учимся воспитанию своих чувств. Недаром, когда говорится, что у совершенных «чувства навыком приучены к различению добра и зла» (Евреям 5:14), «навык» обозначен словом «эксис», от которого происходит английское exercise («упражнение, тренировка»), а слово, означающее «приучены», содержит корень «гюмназо» («упражнять, приучать, тренировать, развивать»), от которого, как сами можете догадаться, пошли и «гимназия», и «гимнастика».

Да, управлению чувствами нужно учиться, целенаправленно развивая и закрепляя этот навык. Тем более, если речь идет о столь разрушительной эмоции, как гнев. Ведь сам гнев – это лишь верхушка айсберга, под которой скрываются обида, стыд, усталость, разочарование, одиночество и прочие деструктивные чувства. Они копятся, нагнетаясь, подобно давлению пара в подземном резервуаре, пока, наконец, давление не превысит критического предела – и всё, что накопилось, вырывается наружу гейзером злобы и ненависти.

«Боже хвалы моей!» – благочестиво начинает Давид очередной псалом (108:1). Но вскоре эмоции захватывают его, и сетования переходят в проклятия в адрес обидчика:

«Да будут дни его кратки, и достоинство его да возьмет другой;
Дети его да будут сиротами, и жена его – вдовою;
Да скитаются дети его и нищенствуют, и просят хлеба из развалин своих;
Да захватит заимодавец все, что есть у него, и чужие да расхитят труд его;
Да не будет сострадающего ему, да не будет милующего сирот его;
Да будет потомство его на погибель,
и да изгладится имя их в следующем роде» (108:8-13).

Согласитесь: просто дух захватывает от таких песен мужа по сердцу Божьему (1 Царств 13:14)! Как-то не тянет сказать по их прочтении «Аминь!»… Да и для декламации перед сном этот псалом не особо подходит, правда? Неужели же так надлежит молиться и нам? И как вообще понимать и применять этот текст?

Ну, как минимум, следует помнить, что Псалмы – книга поэтическая. Она носит описательный, а не предписательный характер. Далеко не всё в них – руководство к действию. Согласно апостольскому толкованию, этот псалом в совокупности с 68:26 пророчески указывает на Иуду, предавшего Господа (Деяния 1:20). Хотя сам Давид вряд ли вкладывал в эти строки именно такой смысл. Подобно Иову, он напрямую изливал Богу то, что накопилось у него на сердце. Господь же через опыт псалмопевца учит нас, как справляться с гневом.

Исследователи Писания склоняются к мысли, что «героем» этого псалма является Навал – человек весьма богатый, но жестокий и злой нравом. О его конфликте с Давидом мы читаем в 25-й главе Первой книге Царств. При этом не следует забывать, что Давид – помазанный царь, стоящий во главе вооруженного отряда отборных воинов. Согласитесь, он вполне мог бы и сам осуществить все то, чего желает своему обидчику. Более того, именно таким и было его первое побуждение. Но, опустивши меч, он предает суд в руки Божьи.

Как уже было сказано, гнев – это лишь верхушка айсберга. Усталость, раздражение, разочарование, обида и прочие негативные эмоции начали накапливаться в душе Давида гораздо раньше. Он переживал отнюдь не самый радостный период своей жизни. Ему приходилось бегать от погонь и скрываться от преследований, терпеть нужду и предательство. Даже – притворяться безумным. Мало того, что накапливалась его собственная обида, за ним следовало шесть сотен крепких бойцов – усталых, голодных и раздраженных. В довершение же всех неурядиц Давиду принесли весть о смерти пророка Самуила – последней надежды гонимого помазанника на более-менее скорое восстановление справедливости. Ведь Самуил был единственным, чей авторитет признавал не желавший оставить трон Саул.

И вдруг на этом мрачном фоне – хоть какая-то приятная новость: неподалеку, на горе Кармил, у Навала началась стрижка скота. С одной стороны, там множество ликующих людей и обильного провианта, с другой – заготавливается значительное количество шерсти, ликвидного товара, нуждающегося в охране. Воины Давида неоднократно пересекались с пастухами наваловых стад и, несмотря на свое бедственное положение, не только не грабили их, но и предоставляли им то единственное, чем сами могли быть полезны – защиту от разбоя, ничего не прося взамен. Теперь же, когда пришло время радоваться результатам пастушеского труда, Давид обращается к Навалу с просьбой – не захочет ли тот отблагодарить защитников, поделившись угощением, насколько сам сочтет возможным и уместным.

«И послал Давид десять отроков, и сказал Давид отрокам: взойдите на Кармил и пойдите к Навалу, и приветствуйте его от моего имени, и скажите так: “мир тебе, мир дому твоему, мир всему твоему; ныне я услышал, что у тебя стригут овец. Вот, пастухи твои были с нами, и мы не обижали их, и ничего у них не пропало во все время их пребывания на Кармиле; спроси слуг твоих, и они скажут тебе; итак да найдут отроки благоволение в глазах твоих, ибо в добрый день пришли мы; дай же рабам твоим и сыну твоему Давиду, что найдет рука твоя”. И пошли люди Давидовы, и сказали Навалу от имени Давида все эти слова, и умолкли. И Навал, отвечал слугам Давидовым, и сказал: кто такой Давид, и кто такой сын Иессеев? ныне стало много рабов, бегающих от господ своих; неужели мне взять хлебы мои и воду мою, и мясо, приготовленное мною для стригущих овец у меня, и отдать людям, о которых не знаю, откуда они? И пошли назад люди Давида своим путем и возвратились, и пришли и пересказали ему все слова сии» (1 Царств 25:4-12).

Навал делиться не захотел. Что ж, это было его право – он никому ничего не обещал. Но он не просто отверг просьбу, а возмутился, посчитав ее наглостью, и оскорбил Давида, унизительно отзываясь о нем при его подчиненных. Недаром же сказано, что был он «человек жестокий и злой нравом» (25:3). Однако и Давид оказался не лыком шит. Такой ответ на простую просьбу (хоть и отчасти манипуляционную, но вполне смиренно выраженную) вызвал у него ответную вспышку гнева.

«Тогда Давид сказал людям своим: опояшьтесь каждый мечом своим. И все опоясались мечами своими, опоясался и сам Давид своим мечом, и пошли за Давидом около четырехсот человек, а двести остались при обозе» (25:13). За грубый ответ «муж по сердцу Божьему» грозится уничтожить не только самого Навала, но и всех работающих на него мужчин, включая тех самых пастухов, которых он все это время защищал: «Пусть то и то сделает Бог с врагами Давида, и еще больше сделает, если до рассвета утреннего из всего, что принадлежит Навалу, я оставлю мочащегося к стене» (25:22). Похоже, по степени эмоциональной невоздержанности эти двое стоили друг друга!

Говорят, существует четыре уровня гнева. Самый первый из них – раздражение, когда какой-либо человек или ситуация вызывают у нас беспокойство. Тот, чьи «чувства навыком приучены», умеет уже на этом этапе различить опасность и взять себя в руки. Чаще же мы позволяем раздражению развиться до следующего уровня – огорчения. В этом случае наши чувства уже поражены зарождающимся в сердце гневом, и если не взять их под контроль, гнев переходит на следующий уровень – ожесточение. Здесь человек перестает контролировать не только чувства, но и волю. Наши мысли более не заняты ничем другим, как тем, что вывело нас из себя. И если и теперь не обуздать чувств, то мы утрачиваем способность управлять ими, переходим на наивысший уровень гнева – ярость. Начинаем действовать спонтанно и необдуманно.

Еще до начала конфликта Давид был близок к уровню огорчения. Несправедливые обвинения, преследование врагами, усталость, нехватка продовольствия, гнетущая ответственность за обеспечение своих людей – все это отнюдь не способствовало благодушному настроению. Он уже был взрывоопасен. Оскорбительный ответ Навала лишь стал тем триггером, что превращает огорчение в ожесточение. Снова и снова повторяя речь о нанесенной ему обиде и предвкушая предстоящее отмщение, Давид «накручивает» себя, раздувая свой гнев до уровня ярости.

«Разумный воздержан в словах своих, и благоразумный хладнокровен», – напишет впоследствии Соломон, сын Давида (Притчи 17:27). Апостол Павел именует кротость и воздержание (то есть способность владеть своими чувствами) среди признаков плода Духа (Галатам 5:23). Петр также призывает учеников Христовых: «покажите в вере вашей добродетель, в добродетели рассудительность, в рассудительности воздержание, в воздержании терпение, в терпении благочестие, в благочестии братолюбие, в братолюбии любовь» (2 Петра 1:5-7). А для руководителей церкви это и вовсе – квалификационное требование (Титу 1:8).

Да, гнев может быть вполне оправдан. Писание вовсе не требует от нас полного отрешения от собственных чувств, говоря «не гневайтесь вовсе». Оно лишь призывает: «Гневаясь, не согрешайте: размыслите в сердцах ваших на ложах ваших, и утишитесь» (Псалом 4:5). В Новом же Завете апостол Павел, цитируя эти слова, поднимает планку еще выше: «солнце да не зайдет во гневе вашем», – то есть разберитесь со своими чувствами еще до отхода ко сну (Ефесянам 4:26). Даже если наша реакция «относительно благочестива» (не явная конфронтация, а, скажем, скрытая агрессия или сарказм), гнев остается гневом. Вариант «не принимай на личный счет, это всего лишь бизнес» неприемлем для детей Божьих. Господу куда важнее праведность наших отношений, чем успешность наших дел.

Нам надлежит учиться контролировать свой гнев, а не реагировать на него спонтанно. «Всякий человек да будет скор на слышание, медлен на слова, медлен на гнев, ибо гнев человека не творит правды Божией» (Иакова 1:19,20). Навал же – «человек злой, нельзя говорить с ним» (1 Царств 25:17). Его речь перенасыщена словами «я», «мне», мною, «моё». Обида всегда – ущемленное самолюбие. И нередко все знают о гневливости подобных людей, кроме их самих. «А мне никто не говорил, что я скор на гнев!» – сетуют они. Так потому, может и не говорили, что боялись «попасть под раздачу»?

Впрочем, в нашей ситуации «навалило» на обоих. Оба – и Навал, и Давид – утрачивают самоконтроль. В таких случаях крайне важным становится участие посредника, способного вмешаться в качестве миротворца. Именно эту роль и берет на себя жена Навала Авигея, «женщина весьма умная и красивая лицем». Она «поспешно взяла двести хлебов, и два меха с вином, и пять овец приготовленных, и пять мер сушеных зерен, и сто связок изюму, и двести связок смокв, и навьючила на ослов, и сказала слугам своим: ступайте впереди меня, вот, я пойду за вами» (1 Царств 25:3, 18-19).

На первый взгляд действия мудрой женщины могут представиться всего лишь попыткой задобрить Давида. Как говорится, «голодный мужчина – злой мужчина». Но дело тут куда глубже. Ведь грубость Навала стала всего лишь поводом для конфронтации. Причиной же было нежелание поделиться избыточным продовольствием, в котором Давид так остро нуждался. И, организовав поставку провианта, Авигея устраняет сам предмет конфликта. По сути спорить больше не о чем. Все, что остается – одни эмоции.

Впрочем, эмоции также значат немало. Давид продолжает себя накручивать, повторяя, подобно заезженной граммофонной пластинке: «напрасно я охранял в пустыне все имущество этого человека, и ничего не пропало из принадлежащего ему; он платит мне злом за добро» (25:21). И Авигея предпринимает следующий шаг. Чтобы остудить гнев мужчин, она перенаправляет ответственность за сложившуюся ситуацию, принимая вину на себя: «Пусть господин мой не обращает внимания на этого злого человека, на Навала; ибо каково имя его, таков и он. Навал – имя его, и безумие его с ним. А я, раба твоя, не видела слуг господина моего, которых ты присылал… Прости вину рабы твоей» (25:25,28). Простите, ваше величество, – недоглядела!

Ведь Давид – в обиде на целый свет: «Я беден и нищ, и сердце мое уязвлено во мне» (Псалом 108:22). А, как говорится, – обиженные обижают. В итоге обида распространяется, подобно цепной реакции, словно круги на воде. Обиженным, как правило, невдомек, что, обижая других, они не просто не избавляются от собственной обиды, но и сами уподобляются своим обидчикам. Именно это Авигея помогает понять Давиду: ты же, царь, зол не на Навала, и, тем более не на его работников, а на всех тех, кто довел тебя до такой жизни. Почему же ты пытаешься уподобиться им? Зачем вымещаешь свой гнев на ком-то, кто слабее тебя и не может ответить должным образом? Да, мой муж наговорил лишнего. Да, он не особо умен, да к тому же еще жаден. Но ты-то не будь таким же. «Господь не попустит тебе идти на пролитие крови и удержит руку твою от мщения, и ныне да будут, как Навал, враги твои и злоумышляющие против господина моего… Господь непременно устроит господину моему дом твердый, ибо войны Господа ведет господин мой, и зло не найдется в тебе во всю жизнь твою» (25:26,28).

Всем очевидно, что не Авигея приходила с требованиями к Навалу. Не она и отвергла в оскорбительной форме просьбу о помощи. Казалось бы, в чем ее вина? Но раз уж ситуация дошла до поиска виновного, она готова стать этим виновным, эдаким «эмоциональным громоотводом». Она согласна принять на себя гнев обоих неврастеников. Нам, привыкшим предугадывать образ Христа в Давиде, невдомек, что в данном случае именно она, эта женщина, выступает в роли искупителя, готового платить цену прощения.

Но и этим ее миссия не исчерпывается. Авигея становится еще и пророческим гласом для конфликтующих сторон. Навал в своей краткой речи семь раз ссылается на себя. Давид не говорит ни о чем ином, как о собственной обиде. Авигея же семикратно упоминает Господа. Она призывает Давида посмотреть на ситуацию со стороны, оценить ее по Божьей шкале – по высшему критерию справедливости, следование которому не останется без воздаяния: «Если восстанет человек преследовать тебя и искать души твоей, то душа господина моего будет завязана в узле жизни у Господа Бога твоего, а душу врагов твоих бросит Он как бы пращею» (25:29, – уж не на победу ли Давида над Голиафом намекает она, вспомнив о праще?)

И вот теперь, когда предмет конфликта устранен, «эмоциональный громоотвод» представлен, а дискурс переведен в поле абсолютных нравственных категорий, Авигея ставит Давида перед выбором: готов ли он из-за минутной вспышки гнева совершить то, о чем будет сожалеть до конца своих дней: «И когда сделает Господь господину моему все, что говорил о тебе доброго, и поставит тебя вождем над Израилем, то не будет это сердцу господина моего огорчением и беспокойством, что не пролил напрасно крови и сберег себя от мщения. И Господь облагодетельствует господина моего, и вспомнишь рабу твою. И сказал Давид Авигее: благословен Господь Бог Израилев, Который послал тебя ныне навстречу мне, и благословен разум твой, и благословенна ты за то, что ты теперь не допустила меня идти на пролитие крови и отмстить за себя… иди с миром в дом твой. Вот, я послушался голоса твоего и почтил лице твое» (25:30-33,35).

Эти слова – не банальное «я тебя услышал», принятое сегодня за норму толерантного отношения к чужому мнению, следовать которому даже не намереваешься. Давид благодарит Господа, что остановил его. «И пришла Авигея к Навалу, и вот, у него пир в доме его, как пир царский, и сердце Навала было весело; он же был очень пьян; и не сказала ему ни слова, ни большого, ни малого, до утра. Утром же, когда Навал отрезвился, жена его рассказала ему об этом, и замерло в нем сердце его, и стал он, как камень. Дней через десять поразил Господь Навала, и он умер. И услышал Давид, что Навал умер, и сказал: благословен Господь…» (25:36-39).

Если бы Давид затаил обиду, он на том, пожалуй бы, он и остановился. Мол, помер враг, и – слава Богу. Но не просто за смерть былого обидчика благодарит он Господа: «благословен Господь… сохранивший раба Своего от зла; Господь обратил злобу Навала на его же голову» (25:39). Ведь в противном случае и на голову Давида была бы обращена его же собственная злоба. Недаром апостол призывает: «Никому не воздавайте злом за зло, но пекитесь о добром перед всеми человеками. Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми. Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано [во Второзаконии 32:35]: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь» (Римлянам 12:17-19).

И потому Давид, излив в псалме свои проклятья, подводит итог: «Таково воздаяние от Господа врагам моим и говорящим злое на душу мою! Со мною же, Господи, Господи, твори ради имени Твоего, ибо блага милость Твоя; спаси меня» (Псалом 108:20, 21). Иными словами, все, чего я здесь пожелал своим врагам – это то, как я поступил бы с ними, будь на то моя воля. Но не моя воля, а Твоя да будет. Псалмопевец понимает: если бы милость Божья не превозносилась над судом, его самого ждала бы та же участь! И потому завершает он уже не сетованиями, а славословием: «И я громко буду устами моими славить Господа и среди множества прославлять Его, ибо Он стоит одесную бедного, чтобы спасти его от судящих душу его» (108:30, 31).

Наша история имеет продолжение: «Давид послал Авигее известие, прося ее стать его женой… Авигея быстро села на осла и в сопровождении пяти своих служанок отправилась с посланниками Давида к нему и стала его женой» (25:39, 42, МБО). Учини Давид над ее мужем кровавую расправу, – не бывать бы этому хэппи-энду. Но не только мудрая красавица-жена и все богатства Навала, унаследованные ею по праву вдовства, достались Давиду в итоге. Самым ценным, что он получил, стал важный практический урок – навык приучения чувств. И впоследствии, когда в сторону царя будут лететь не только оскорбления, но камни и проклятия, он смиренно скажет: «Может быть, Господь увидит мое горе и воздаст мне добром за проклятия, которые я слышу сегодня» (2 Царств 16:12, МБО).

Эмоции не бывают правильными и неправильными. Правильной или неправильной бывает реакция на них – то, куда направится этот локомотив нашей души. А это зависит от того, кто его машинист: мы или Господь.

Сергей Головин scienceandapologetics.com