Две твердыни

Одним из необходимых условий научной революции была вера в Единого и разумного Творца-Вседержителя, Создателя неба и земли, видимого всего и невидимого, сотворившего нас по Собственному образу и подобию и наделившего способностью постигать Свой замысел в творении. Именно этого фактора и недоставало иным цивилизациям, несмотря на их достижения в философии, логике, геометрии, алгебре, механике и астрологии (как называлась астрономия до открытия законов движения небесных тел).

Согласно библейскому мировоззрению, Бог есть высшая реальность и абсолютная мера всего. Он неизменен. Предназначение человека определяется замыслом Создателя, ведь сотворивший нас как никто другой знает, для чего Он это сделал. Истина и мораль абсолютны, поскольку исходят из абсолютного Источника и являются отражением Его истины и благости.

Человеческая жизнь имеет смысл и ценность, каковыми Создатель наделил ее, сотворив человека по Собственному образу и подобию. Потому-то и кредо этого мировоззрения: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим… и ближнего твоего, как самого себя» (От Матфея 22:37-39). Ибо любовь к Богу, который возлюбил нас, неизбежно должна отражаться в любви к человеку, носящему Его образ.

Любые же рассуждения о предполагаемом конфликте между наукой и религией – всего лишь «дымовая завеса», попытка скрыть тот факт, что противостоит библейской вере вовсе не наука, а религиозная идеология светского гуманизма, «веры в человека».

Название «гуманизм» довольно лукаво. Оно звучит так привлекательно, созвучно с такими словами «гуманный», «гуманитарный» и т. п. Но это не должно вводить нас в заблуждение. Речь идет о религии поклонения человеку. В соответствии со светской доктриной гуманизма именно человек является высшей реальностью. Он же – и относительная мера всего.

Почему относительная? Да потому что человек сам по себе не абсолютен! Наше мнение может произвольно меняться в зависимости от получаемой нами информации, и какое из наших мнений следует тогда считать абсолютной точкой отсчета – вчерашнее, сегодняшнее или завтрашнее?

При этом подходе всё в мире является порождением случайности. Предназначения нет как такового, ведь оно должно определяться создателем, существование которого гуманизм отрицает. Истина в этом случае также относительна и сводится к разнообразию человеческих мнений, а мораль – ситуационна. Скажем, я отобрал у тебя деньги. Хорошо это или плохо? Смотря – кому? Мне хорошо, тебе – плохо. На самом деле и тебе тоже хорошо, просто ты об этом еще не знаешь. Ведь выживает наиболее приспособленный. Я тебе преподал урок, а за образование надо платить. В следующий раз ты окажешься наиболее приспособленным и отнимешь вдвое больше.

Как ни парадоксально это звучит, для гуманиста человеческая жизнь как таковая не имеет принципиального смысла и ценности. Понятно, что мне моя жизнь дорога. Но – только моя. Поэтому если для ее поддержания нужно использовать чьи-либо органы или, скажем, стволовые клетки, полученные из «эмбрионального материала» (т. е. из еще не рожденных младенцев), – то в чем проблема?

Для человека, молитвой которого стало «Да будет воля моя», вся жизнь превращается в служение себе, любимому. Удовлетворение собственных желаний приобретает сакральный смысл, и потому гуманист не нуждается в дополнительных религиозных обрядах. Вся жизнь гуманиста – служение своему кумиру. Ему в жертву приносится все – время, средства, отношения. И хотя именно на отсутствии обрядности строятся аргументы, что ни гуманизм, ни атеизм религией не являются, и говорить о них приличествует лишь как о видах мировоззрения, суть от этого не меняется.

Сергей Головин facebook.com