История пробуждения приходит в Кейн-Ридж

Пятница, 6 августа 1801 года — фургоны и экипажи подпрыгивали на узких дорогах Кентукки, поднимая пыль и возбуждение, когда сотни мужчин, женщин и детей устремились к Кейн-Ридж — церкви примерно в 20 милях к востоку от Лексингтона. Они жаждали принять участие в том, что, по мнению каждого, должно было стать экстраординарным “причастием».

К субботе события стали необычайными, и новости наэлектризовали этот самый густонаселенный район штата; люди хлынули сюда тысячами. Один путешественник написал своему Балтиморскому другу, что он находится на пути к “величайшему собранию подобного рода, когда-либо известному”, и что “религия достигла здесь такой высоты, что люди приходят сюда с большого расстояния; в этом случае я не сомневаюсь, но там будет 10 000 человек”.

Он недооценил, но его просчёт понятен. Причастие (ежегодные собрания продолжительностью от трёх до пяти дней, завершавшиеся Вечерей Господней) собирали людей десятками, а то и сотнями. Однако на этом богослужении в Кейн-Ридж 20 000 человек находились на территории — наблюдали, молились, проповедовали, плакали, стонали, падали. Хотя некоторые стояли по краям и насмехались, большинство оставалось восхищаться чудесной рукой Бога.

Причастие в Кейн-Ридж быстро стало одним из самых известных событий в американской истории, и, по словам историка Вандербильта Пола Конкина, “возможно … самое важное религиозное собрание во всей американской истории». Это вызвало взрыв евангельской религии, которая вскоре проникла почти во все уголки американской жизни. На протяжении десятилетий молитвы собраний и пробуждений по всей стране звучали так: “Господи, сделай это похожим на Кейн-Ридж”.

Что же такого было в Кен-Ридж, что захватило воображение? Что именно произошло там в первое лето нового века?

Египетская тьма

Пять лет назад мало кто мог предсказать пробуждение в Кейн-Ридж. После Американской Революции христианство пришло в упадок, особенно на границе. Спорадические, разрозненные пробуждения — например, в Виржинии в 1787-88 годах — усеивали ландшафт, но они были недолговечны. Казалось, распространялось религиозное безразличие.

Во время поездки в Теннесси в 1794 году методистский епископ Фрэнсис Эсбери с тревогой писал о пограничных поселенцах: “как я думаю, не один из ста приезжал сюда, чтобы получить религию, а скорее, чтобы получить много хорошей земли, я думаю, что будет хорошо, если некоторые или многие в конечном итоге не потеряют свои души”.

Эндрю Фултон, Пресвитерианский миссионер из Шотландии, обнаружил, что в «Нэшвилле и во всех вновь образованных городах этой западной колонии мало религиозных людей». Протоколы пограничной трансильванской пресвитерии свидетельствуют о глубокой обеспокоенности «распространенностью порока и неверности, великим очевидным упадком истинной жизненной религии в слишком многих местах».

Безудержному алкоголизму и алчному захвату земли сопутствовала растущая популярность как универсализма (доктрины о том, что все будут спасены), так и деизма (веры в то, что Бог не причастен к миру). Методист Джеймс Смит, путешествовавший под Лексингтоном осенью 1795 года, опасался, что “универсалисты, объединившись с деистами, нанесли христианству смертельный удар в здешних краях”.

Возможно это преувеличение. Однако за шесть лет, предшествовавших 1800 году, число членов Методистской Церкви, наиболее популярной среди расширяющихся средних и низших классов, сократилось с 67 643 до 61 351. В 1790-х годах население пограничного Кентукки утроилось, но и без того скудное число методистов уменьшилось.

Церкви и пасторы не просто заламывали руки, они сжимали их в молитве — на молитвенных собраниях, на богослужениях и на национальных собраниях. В 1798 году Пресвитерианская Генеральная Ассамблея попросила выделить день для поста, смирения и молитвы, чтобы освободить границу от “египетской тьмы».

Церковная дисциплина была пущена на самотёк. Церковные книги записывают тех, кто был исключён из братства за алкоголизм, ненормативную лексику, жестокое обращение с рабами и сексуальную распущенность. Некоторые конгрегации были настолько требовательны, что уничтожали свои ряды. «Неважно», говорили они, «грех должен быть остановлен, чтобы Бог мог снова благословить».

Божественное пламя

Однако вся эта тревоги, молитвы и дисциплина основывались на надежде. Никто не был уверен, когда и где это начнётся, но многие были убеждены, что Бог начнёт Свою работу пробуждения. Джеймс Смит, путешествуя по Кентукки, писал: “я верю, что Он [Бог] ещё извлечёт добро из этого зла, и что слава библейской религии, [хотя] неясная в настоящее время, будет сиять в будущем с удвоенным блеском”.

«Слава библейской религии» начала «сиять» в Кентукки, когда Джеймс Макгриди прибыл в округ Логан в 1798 году, чтобы стать пастором трёх небольших конгрегаций: церкви Ред-Ривер, Гаспар-Ривер и Мадди-Ривер. Он привёз с собой из Северной Каролины вполне заслуженную репутацию пламенного проповедника. Это был крупный, внушительный мужчина с пронзительными глазами и грубым, дрожащим голосом. Бартон Стоун, пастор церкви Кейн-Ридж, сказал о Макгриди после того, как услышал его проповедь: “мой разум был захвачен им и следовал за ним в его кругах рая, земли и ада с чувствами неописуемыми”.

Проповедь Макгриди так взволновала его прихожан, что когда церковь Ред-Ривер спонсировала ежегодное Причастие в июне 1800 года, духовный климат был заряжен. К участию были приглашены местные священники, а также пресвитерианин Уильям Макги и его брат-методист Джон, чьи проповеди захватили церкви Теннесси.

Пятница, суббота и воскресенье прошли тихо и благоговейно, как обычно проходили эти пресвитерианские богослужения. Однако в понедельник, когда проповедовал один местный священник, женщина, которая долго искала уверенности в своём спасении, начала кричать и петь. Проповедник закончил свою проповедь, и все служители покинули церковь — за исключением братьев Макги. Пресвитерианин Уильям сел на пол возле кафедры и заплакал. Вскоре собрание заплакало, ища полной безопасности в спасении.

Методист Джон встал, чтобы проповедовать; свидетели говорят, что он призывал людей позволить “Господу Богу Всемогущему царствовать в их сердцах и покориться Ему”. Люди начали плакать и кричать.

Затем женщина, которая первой начала кричать, издала пронзительный крик боли. Методист Джон Макги, по-видимому под вдохновением, подошёл к ней, чтобы успокоить. Кто-то (вероятно, его брат-пресвитерианин) напомнил ему, что это пресвитерианская церковь; прихожане не будут потворствовать эмоциям! Позже Джон вспоминал: «Я повернулся, чтобы идти назад, и чуть не упал; сила Божья была сильна на мне. Я снова повернулся и, потеряв из виду человеческий страх, пошёл по помещению, крича и увещевая со всем возможным восторгом и энергией, и скоро пол был покрыт сражёнными» — люди падали в экстазе.

Новости распространяются

Макгриди и другие служители, убеждённые, что это дело Божье, составили планы ещё одного таинственного служения, которое должно было состояться в церкви Гаспар-Ривер в следующем месяце. Макгриди приложил все усилия, чтобы распространить эту новость, но в информационной кампании едва ли была необходимость. Говоря о сотнях людей, которые стекались к реке Гаспар, один служитель сказал: «новости о странных явлениях, которые произошли на предыдущем совещании, распространились по всей стране во всех направлениях, неся высокую степень волнения в умы почти каждого человека”.

Стало прибывать больше людей, чем могли вместить семьи принимающей церкви, но большинство из них были готовы разбить лагерь. (Хотя большие собрания на открытом воздухе имели долгую историю, это было, вероятно, первое “палаточное собрание» — хотя термин был придуман не раньше, чем через два года).

Пятница и большая часть субботы прошли в торжественной обстановке, но в субботу вечером, сразу после окончания последней проповеди, две женщины начали возбужденно говорить о том, как Бог вошёл в них, и вскоре, писал Макгриди, “грешники [лежали] бессильно в каждой части дома, молясь и взывая о милосердии”. Всю ночь священники ухаживали за несчастными и отчаявшимися кающимися.

Воскресная утренняя проповедь также вызывала стоны и крики, а ночью, когда кафедра была освещена горящими факелами, Уильям Макги проповедовал со всей энергией и красноречием, на которые был способен. «Ближе к концу проповеди крики несчастных стали почти такими же громкими, как и его голос», писал Макгриди. “После того как собрание было распущено, торжественность возросла. … Никто, казалось, не хотел идти домой — голод и сон, казалось, никого не трогали — всех заботили вечные вещи”.

В последующие месяцы пробуждения лагерных собраний распространились по всему Кентукки и Теннесси: в Мадди-Ривер, церкви мистера Крейгхеда, Клэй-лике, Литтл-Мадди-крике, молитвенном доме Монтгомери и Хоупвелле. Каждое из них казалось более драматичным, чем предыдущее. Когда 1800 год подошёл к концу, Джон Макги сообщил, что в Дэша-крик “пришли многие тысячи людей. Проявилась могучая сила и милость Божья. Люди падали перед Словом, как зерно перед бурей ветра, и многие поднимались из праха с божественной славой, сияющей на их лицах”.

«Возбуждение, вызванное этими сообщениями», вспоминал методист Джеймс Б. Финли, «было самого сильного и удивительного характера». Движение было отмечено “некоторыми особенностями”, признал он, а затем добавил: «самое близкое к этому … было пробуждение в день Пятидесятницы».

Пробуждение приходит в Кейн-Ридж

Пресвитерианин Бартон У. Стоун, пастор церквей Конкорд и Кейн-Ридж, лично посетил одно из таких пробуждений. Он вернулся весной 1801 года впечатлённым.

“Сцена для меня была новой и мимолетно странной. … Многие, очень многие падали, как люди, убитые в бою, и продолжали часами лежать вместе в состоянии, по-видимому, бездыханном и неподвижном, иногда на несколько мгновений оживая и проявляя признаки жизни глубоким стоном, или пронзительным криком, или горячо произносимой молитвой о милосердии. … С изумлением я слышал, как мужчины, женщины и дети возвещали о чудесных делах Божьих”.

Когда он рассказал о своих переживаниях в церкви Кейн-Ридж, прихожане были «потрясены ужасной торжественностью, и многие вернулись домой в слезах». В тот вечер, когда он выступал в церкви Конкорд, две маленькие девочки упали в обморок. После краткого пробуждения, последовавшего в Конкорде, Стоун назначил Причастие в Кейн-Ридж на первые выходные августа.

Дом собраний в Кейн-Ридж стоял на пологих склонах Большого холма, покрытого бамбуком — тростником, давшим хребту его название, — и разбросанными по нему группами деревьев. Простой дом собраний мог вместить 500 человек (стоя), но конгрегация недавно возвела большой шатер, возможно, чтобы вместить ожидаемую толпу.

Но когда наступила пятница, 6 августа, стало ясно, что никто должным образом не ожидал таких цифр. Семьи, проживающие в Кейн-Ридж открыли свои дома для соседних семей, которые обычно посещали ежегодное Причастие Кейн-Ридж. Более состоятельные семьи могли бы принять три или четыре таких семьи; однако дети и даже взрослые должны были спать на полу или в амбарах. Дюжина человек могла спать в одной комнате. Некоторые заботливые фермеры оставляли поля неубранными или оставляли сено неубранным, чтобы накормить лошадей приезжих. Но по мере того как число посетителей росло с сотен до тысяч, местного гостеприимства не хватило. Многим приезжим приходилось искать ночлег за много миль отсюда, хотя некоторые и собирались разбить лагерь.

В пятницу вечером шёл дождь, который сдерживал толпу, но всё же молитвенный дом был переполнен. Бартон Стоун, как ведущий пастор, вероятно, дал вступительное приветствие, за которым последовала проповедь Мэтью Хьюстона, его коллеги. Воздух был наполнен ожиданием, но ничего необычного не произошло, хотя некоторые задержались в молитве на всю ночь.

Чудаковатая суббота

Во время обычного Причастия суббота в основном была посвящена посту и молитве небольшой группы, поскольку люди торжественно готовились к воскресному Причастию. Растущая толпа, которая теперь насчитывала тысячи человек, нарушила заведённый порядок.

Субботние утренние службы прошли тихо — пресловутое затишье перед бурей. Но к полудню проповедь не прекращалась ни в молитвенном доме, ни в шатре. Один бурный молодой священник, Ричард Макнемар, в экстазе провозгласил “истинное Новое Евангелие” — выражение, которое поразило некоторых священников, но очаровало толпу. Возбуждение нарастало, и среди дыма и пота лагерь наполнился шумом: криками и воплями кающихся, плачем младенцев, визгом детей и ржанием лошадей.

Затем начались бурные телесные «проявления». Вместе с криками и плачем некоторые начали падать. Некоторые испытывали только ослабление колен или лёгкость в голове (включая губернатора Джеймса Гаррарда). Другие падали, но оставались в сознании или разговаривали; некоторые впадали в глубокую кому, проявляя симптомы большого припадка или типа истерии. Хотя пало лишь меньшинство, некоторые участки земли выглядели как поле битвы.

Некоторым оказывали помощь там, где они падали; других переносили в удобное место, где люди собирались вокруг них, чтобы помолиться и спеть гимны. “Если они [падшие] говорят”, сообщал один из них, “то то, что они говорят, принимается во внимание, будучи очень торжественным и трогательным” — многие поражаются таким увещеваниям.

Затем произошло нечто ещё более странное, позднее получившее название “чудики». Один из свидетелей описывал этих несчастных: «их головы внезапно откидывались назад, часто заставляя их визжать или издавать какой-нибудь другой непроизвольный звук. … Иногда голова моталась во все стороны так быстро, что их черты невозможно было узнать. Я видел, как их головы мотались взад и вперёд так быстро, что волосы женщин свистели, как каретный кнут, но не очень громко”.

С наступлением темноты костры отбрасывали большие тени на деревья; свечи, лампы и факелы освещали лагерь, в то время как сотни людей двигались взад и вперёд, “как армия Гедеона”; проповедники выкрикивали проповеди из палатки, когда люди призывали с земли; некоторые пели гимны, другие восторженные осанны — и всегда скорбный плач о грехе. «Шум был похож на рев Ниагары”, писал один из участников. «Огромное море человеческих существ, казалось, было взволновано, как будто штормом”.

Самые экстравагантные проявления высмеивались на этом и более поздних пробуждениях, хотя они были ограничены относительно немногими. Тем не менее, к вечеру субботы даже служителя были обеспокоены беспорядками. Никто не возражал против проявлений как таковых, но некоторые, как Джон Лайл, считали неправильным, чтобы проповедники вызывали такую эмоциональность истерическими проповедями. Лайл был особенно озадачен Бартоном Стоуном, ведущим пастором. Он не был буйным проповедником, как некоторые, но он ничего не делал, чтобы сдержать более буйных проповедников.

Тревога и смятение были настолько сильны, что даже молодой энтузиаст Макнемар забеспокоился. Лайл, Макнемар и Мэтью Хьюстон начали читать незапланированные ночные проповеди из палатки, что помогло успокоить толпу. Но они не снизили уровень духовной тревоги.

Царит неразбериха

Ранним воскресным утром царило относительное спокойствие, хотя некоторые не спали почти всю ночь. Главная цель собрания — Причастие — состоялась, как и было запланировано, в молитвенном доме. Священник из соседней общины произнёс традиционную проповедь снаружи, а затем те, у кого были жетоны Причастия, вошли внутрь для причастия. Столы, установленные в форме креста в проходах, вероятно, могли вместить 100 человек одновременно. В последующие часы были поданы сотни блюд. Лайл писал, что у него “более ясные представления о божественных вещах, чем у других … прежде», когда он принимал причастие, и он чувствовал себя “необыкновенно нежным”, когда говорил.

И всё же, должно быть, это было отвлечённое причастие для пресвитериан, потому что снаружи снова началась суматоха. Некоторые методисты возмущались тем, что их исключили из молитвенного дома и палатки. Итак, Уильям Берк, один из самых могущественных и уважаемых проповедников методизма, уселся на поваленное дерево в пятнадцати футах над землей и начал методистские службы. Одни только его вступительные молитвы и гимны привлекли к нему огромную аудиторию.

Берк был лишь одним из четырёх центров деятельности, включая палатку, молитвенный дом и собрание чернокожих, которые собирались отдельно. Кроме того, десятки неформальных молитвенных групп собрались на территории палаток. Хотя только служители проповедовали подготовленные проповеди, буквально сотни людей становились спонтанными наставниками, взволнованно давая духовные советы или слезливые предостережения. Почти все — женщины, маленькие дети, рабы, застенчивые, неграмотные — могли увещевать с большим эффектом.

Одна семилетняя девочка взобралась на плечи мужчины и произносила чудесные слова, пока совсем не устала. Когда она положила голову ему на плечо, словно собираясь уснуть, кто-то из зрителей предложил, чтобы “бедняжка” легла отдохнуть. Девчушка привстала и сказала: “Не называйте меня бедняжкой, ибо Христос — мой Брат, Бог — мой Отец, и я должна унаследовать Царство, а потому не называй меня бедной, ибо я богата кровью Агнца!”

Увещевания и стоны усилились. Ещё громче стало пение гимнов, которое больше всего волновало людей. Безудержные упражнения возобновились. Проповедников почти не было слышно. Царило смятение:

«Грешники облокачиваются на руки, кричат, стонут, взывают о милосердии, извиваются», сказал один свидетель, «профессора [верующие] молятся, агонизируют, падают в обморок, горюя за грешников или находясь в восторге радости! Кто-то пел, кто-то кричал, хлопал в ладоши, обнимался и даже целовался, смеялся; другие разговаривали с огорчёнными, друг с другом или с противниками, и всё это одновременно”.

Измученные служители постоянно присутствовали при сражённых, молились вместе со сражёнными и успокаивали истеричных. С наступлением темноты и ночи какофония продолжалась, а затем начала затихать. Тем не менее, некоторые не спали всю ночь, хватаясь за сон, когда только могли, вставая позже для новых молитв, увещеваний и пения.

За пределами расчёта

К понедельнику продукты и припасы были на исходе, и встречи пришлось отложить, что вынудило многие семьи сократить своё пребывание. Но этот импульс нельзя было остановить. Прибывшие, некоторые из которых приехали издалека, услышав о пробуждении, продолжали наводнять территорию. Служители, которые ушли домой, чтобы проповедовать в своих церквях в воскресенье, вернулись, чтобы служить многим людям, имеющим нужду.

Ещё четыре дня продолжалось пение, молитвы, проповеди и падения, которые постепенно прекратились в четверг.

Мало кто мог понять, не говоря уже о том, чтобы описать, что произошло. Бартон Стоун сказал: «конкретное описание этой встречи заполнило бы большой том, и тогда половина не была бы рассказана”.

Ни не мог точно назвать числа. Оценки посещаемости составляли от 10 000 до 25 000 человек; оценки сражённых — от 1000 до 3000; оценки тех, кто причащался — от 800 до 3000; оценки обращённых — от 1000 до 3000.

Это совершенно ясно. Религия внезапно стала предметом разговоров всего региона и нации. Путешествуя в Лексингтон год спустя, один человек сообщил, что он слышал «мало что, кроме великого возрождения религии». Таков был постоянный энтузиазм, он сказал, что» чувствовал беспокойство, чтобы не упасть, пока я был среди них!»

Лицом к лицу

Во многих отношениях Кейн-Ридж был очень человечным местом. Временами царил эмоциональный избыток, и пробуждение раскололо конфессии и породило немало сект. Ясно также, как показали историки, что в Кейн-Ридж большую роль играли мощные социальные и культурные силы.

И всё же христианский историк не может не видеть в этом действии чего-то другого. То, что произошло в Кейн-Ридж, поразительно напоминает события Великого Пробуждения 1740-х годов, пробуждения в Средневековой Европе и дня Пятидесятницы в Иерусалиме первого века. Все это были мгновения, когда люди падали и кружились, восхваляли и стонали, когда вера, культура и страсть смешивались диким, беспорядочным и невообразимым образом — когда люди, по крайней мере на мгновение, видели Бога не через тусклое стекло, а лицом к лицу.

Марк Галли christianhistoryinstitute.org, перевод «Излияние.Ru«