Свет в тюрьме

«Сочельник в тюрьме так ужасен, потому что по мрачному зданию проходит волна сентиментальности. Каждый думает о своих близких, по которым тоскует; каждый страдает, потому что не знает, как опять смогут отмечать праздник божественной и человеческой любви. Воспоминания о детстве нахлынули на некоторых, почти подавляя их, особенно тех, кто приговорён к смертной казни, и кто не может не оглядываться на свою прошлую жизнь. Не случайно в тюрьме в этот особый день особенно много попыток самоубийства; однако в нашем случае самым замечательным была сентиментальная мягкость, которая одолела наших охранников».

Автор этих слов, Ханнс Лилье, был лидером «Исповедующей церкви», которая смело выступала против Гитлера. Заключённый в тюрьму за свои действия, он провёл время как в концентрационных лагерях Дахау, так и в Бухенвальде. В тот памятный канун Рождества 1944 года в момент «сентиментальной мягкости» комендант СС снял цепи со скрипача, ожидавшего казни, и позволил ему играть в большом сводчатом зале тюрьмы.

Лилье расхаживал взад-вперёд по своей камере, слушая прекрасную музыку, так отличающуюся от обычных тюремных звуков. Он вспомнил рождественское послание, которое он передал в прошлом году, перед своим арестом. Бомбардировки союзников сравняли Берлин с землей, и многие семьи, особенно с детьми, покинули город.

Выступая в своей неотапливаемой церкви, он обратился к собранию, состоящему в основном из пожилых людей, которым больше некуда было пойти. Он выбрал отрывок из Исаии 9: «Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий» (ст. 2).

Готовя свою проповедь, Лилье вспоминал о детских рождественских праздниках, когда он гулял по улицам со своими товарищами по играм, взволнованно заглядывая в дома на ярко освещенные рождественские ёлки внутри. Однако во время войны все окна были затемнены в соответствии со строгими правилами светомаскировки.

Как пастор, какой свет он мог бы предложить в такие тёмные и трудные времена? И теперь, год спустя, какой свет он мог представить себе, ожидая в затемнённой камере, ожидая исполнение своего смертного приговора?

Когда я читал воспоминания Ханнса Лилье о Рождестве восьмидесятилетней давности, мои мысли обратились к современникам, которые ходят во тьме. Украинцы сгрудились вокруг керосиновой лампы в подвальном бомбоубежище, когда над головой пролетают российские ракеты. Палестинские христиане в Газе разделяют рождественский “пир” из хлеба и воды. Прихожане незарегистрированных церквей в Китае, которым грозит арест просто за то, что они собираются вместе. Нигерийцы задаются вопросом, выберут ли террористы эту ночь для налёта на их церковь и похищения детей.

Затем я обратился к евангельским рассказам о событии, с которого всё началось. Елизавета и Захария обрадовались известию о том, что Бог наконец-то ответил на их молитвы о сыне — но прожили ли они достаточно долго, чтобы узнать о его обезглавливании на королевской вечеринке?

Даже Марии, которая уверенно пела о Могущественном, низвергающем правителей и рассеивающем гордых, пришлось бежать в Египет, чтобы спастись от расправы Ирода с младенцами. Старец Симеон был прав, когда сказал Марии: «се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий, — и Тебе Самой оружие пройдет душу, — да откроются помышления многих сердец» (Луки 2:34-35).

Адвент одновременно помнит и предвосхищает. С самого начала церковь отмечала этот сезон как время празднования как рождения Иисуса, так и Его обещанного возвращения. Мы проживаем наши дни между «уже» и «ещё нет».

Писатель Флеминг Ратледж восхищается такой перспективой: «Вот человек, который родился в бедной семье, который не учился в университете, который ничем не владеет, у которого нет банковского счёта, резюме или портфолио, работы или дома, титула или звания, человек, которого вот-вот осудят, виновен и не достоин жить по мнению высших религиозных и политических судов своего времени, и вот он говорит, что собирается прийти снова, лично, с края света, чтобы определить судьбу всех людей, которые когда-либо рождались».

Имеет ли значение эта экстравагантная надежда на то, что однажды Иисус вернётся — на этот раз не младенцем, а победителем зла, который сделает всё печальное неправдой? Ратледж отвечает:

«Мы понимаем, что люди ведут себя по-другому, если они убеждены в том, что в будущем последуют решительные действия. Заключённый, который знает, что его освободят, сильно отличается от того, кто знает, что никогда не выйдет на свободу. Группа заложников, которые знают, что спецназ уже в пути, сильно отличается от группы, у которой нет надежды на спасение. Если вы знаете, что химиотерапия действительно может вас вылечить, вы сможете перенести её намного лучше, чем если бы это была просто последняя, отчаянная мера. Адвент — это нечто подобное. В этом сезоне церковь празднует две вещи: Бог уже окончательно действовал от нашего имени, и Бог будет действовать окончательно в будущем, чтобы осуществить Свои цели раз и навсегда. Вот что значит наблюдать и ждать Второго пришествия Христа, независимо от того, сколько времени это займёт.

Внезапно, в канун Рождества 1944 года, Ханнс Лилье услышал, как громко называют его номер, что обычно означало допрос, пытки или что-то похуже. Охранник вывел его из камеры на третьем этаже прямо к коменданту, который жестом пригласил его следовать за собой. “Приведите номер 212 и в эту камеру тоже!» — приказал он охраннику.

Лилье узнала в заключённом благородного графа, участвовавшего в операции «Валькирия», неудавшемся заговоре с целью убийства Гитлера (том самом заговоре, который привел к аресту Дитриха Бонхеффера). Граф попросил пастора выслушать его исповедь и предложить Святое причастие; был канун Рождества, и комендант удовлетворил его просьбу. Охранник привел скрипача номер 212, которого собирались казнить, а затем ушёл.

В этом году Лилье выступит перед аудиторией из трёх человек: скрипача, графа и коменданта СС. Он прочитал отрывок из Евангелия от Луки и собрался с мыслями, пока скрипач играл рождественский хорал. И снова он выбрал Исаию 9:2: «Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий».

«Сейчас наша главная забота, — сказала Лиле, — принять это обещание с твёрдой верой и поверить, что Бог через Иисуса Христа позволил вечному свету ”взойти и воссиять“ над этим миром, который погружен во тьму смерти, и что Он также сделает это Свет сияющим для нас. В данный момент в наших камерах практически нет ничего, что делало бы рождественский праздник таким знакомым и таким прекрасным, но у нас осталось одно: великое Божье обещание. Давайте цепляться за это обещание и за Него посреди тьмы».

Граф опустился на колени на твёрдый каменный пол, чтобы принять элементы Причастия, а скрипач сыграл заключительный хорал. Лилье пожал руку своему товарищу по заключению, а затем коменданту, который, к его удивлению, сказал: «Спасибо Вам! Вы не можете себе представить, что Вы сделали для меня этим вечером в моей печальной и трудной повседневной работе».

Лилье добавляет, что вскоре после этого комендант был смещён со своего поста за то, что проявил излишнюю гуманность. Графа отправили в концентрационный лагерь, а скрипач был убит гестапо в последние дни правления нацистов. Сам Лилье выжил и стал епископом и президентом Всемирной лютеранской федерации.

Евангелие от Иоанна рассматривает рождение Иисуса в космической перспективе, помещая его в самый момент творения. «Всё чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть», — заявляет Иоанн (Иоанна 1:3). И всё же великий художник, охвативший вселенную, обрёл плоть и кровь и “поселился по соседству” (как сказано в The Message, ст. 14). Подобно полоске света на темнеющем небе, Его жизнь принесла надежду всему человечеству, и особенно тем, кто ходит во тьме.

«И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (ст. 5). Я делаю паузу, чтобы подумать о том, что Иоанн написал эти слова после того, как наблюдал мучительную смерть Иисуса, мученическую смерть Его учеников и разорение Иерусалима римлянами. Но Иоанн верит в светлое будущее, и в другом месте он объясняет почему: «Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы» (1 Иоанна 1:5).

Мы не смеем недооценивать неумолимую силу света. Прямо сейчас космические телескопы обрабатывают свет, который безостановочно распространяется со скоростью 299 792 458 метров в секунду в течение 13 миллиардов лет. Кроме того, оказывается, что Иоанн прав с научной точки зрения: свет гасит тьму.

Когда я разбиваю лагерь на краю горы в Колорадо, внутри палатки царит темнота. Однако, если я включаю свой светодиодный налобный фонарь, темнота немедленно исчезает. Обратное неверно. Если я привнесу темноту в освещенную комнату — скажем, открыв запечатанный контейнер, — темнота исчезнет, побеждённая светом.

Когда позже он писал о рождественской службе, на которой присутствовали четыре человека в тюремной камере, Ханнс Лилье больше запомнил свет, чем тьму. «Я восхвалял Бога, и действительно, я восхвалял Его от всего сердца за то, что в этом здании, под сенью смерти и перед лицом стольких бед и огорчений, собралась христианская община, чтобы отпраздновать Рождество».

«Ибо возможно, — размышляет Лилье, — иметь все внешние признаки праздника, уюта и радостных торжеств, и всё же не иметь настоящей рождественской паствы, в то время как под сенью смерти и в большой душевной тревоге настоящая паства может собраться на Рождество. Возможно, свечи и огни ослепляют наши глаза, так что мы больше не можем видеть существенный элемент Рождества; но люди, которые «ходят во тьме», возможно, видят это лучше, чем все, кто видит только огни земли».

Филип Янси Christianity Today  перевод outpouring.ru