На границе богословия и философии: смысл понятия теодицеи

Слова Бог и зло люди слышат практически ежедневно и смысл каждого из них им в общих чертах понятен. О слове теодицея этого не скажешь: оно принадлежит к не часто упоминаемым терминам и звучит, по преимуществу, в философских и богословских кругах, на ученых диспутах в академических аудиториях университетов, колледжей, семинарий. А между тем, оно означает значимую для всех проблемную область, в которой речь идёт одновременно и о Боге, и о зле.

Понятия теодицеи обладает двойной семантической конструкцией, складывается из греческих слов Теос (Θεός — Бог) и дике (δίκη – справедливость, правосудие) и традиционно толкуется как «оправдание Бога», или «богооправдание». Теодицеей обычно называется то дискурсивное богословско-философское пространство, на территории которого ведётся поиск рациональных путей, средств, методов сопряжений и согласований реальности Божьего присутствия в мире с человеческим опытом зла и страданий.

Насыщенность теодицеи трудноразрешимыми проблемами столь велика, что найти ей аналог или соперника в духовно-интеллектуальном мире крайне затруднительно. Как ансамбль смысловых фигур, она является прежде всего предметом мышления трансцендирующего (сосредоточенного на вопрошаниях человека к Богу) и экзистирующего (занятого предельными, «последними» вопросами к самому себе).  Внушительная часть её содержания представлена в эмпирическом опыте страданий живых людей, в том числе и далёких от теологии и философии.

Главные действующие лица в драматургии теодицеи – три субъекта, три силы. Прежде всего это сила суверенного, всемогущего, всеблагого, справедливого Бога. Вторая — дьявольская сила, творящая зло,  вносящая разлад в миропорядок, распространяющая разрушения, катастрофы, смерть, несчастья, побуждающая людей творить насилие, беззаконие, преступления, причинять страдания друг другу.  Третий субъект – человек, прошедший через грехопадение, обладающий способностью выбирать между добром и злом.

Помимо этих трех сил, существует открытое множество бесчисленных последствий их действий в мире. Они составляют совокупный духовный, цивилизационный, социальный, культурный контекст, внутри которого протекает существование человека и человечества.

Теодицея сопровождает бытие человеческого рода на протяжении всей мировой истории. Её самая известная версия появилась предположительно, во II тысячелетии до Р.Х. в древнейшей из библейских книг – Книге Иова. В ней теодицея облачена в духовно зрелую, необычайно совершенную интеллектуально-художественную форму, многократно усиливающую действенность главной идеи Книги Иова – идеи богопрославления вопреки всем невзгодам.

В дальнейшем, архетипическое богатство содержания Иов-теодицеи как бы разветвляется, и возникают разные вариации теодицей с различными смысловыми акцентами, ценностными оттенками и нормативными программами. Они присутствуют в Книге Бытие, книгах больших и малых пророков, Плаче Иеремии, ряде псалмов и в других библейских текстах, вплоть до Откровения Иоанна Богослова.

В новое время, в пору первой волны секуляризации тема теодицеи всплыла из библейских глубин и привлекла к себе внимание европейской мысли. Великий немецкий философов Готфрид Вильгельм Лейбниц (1648-1716) успешно представил её на ярмарке идей зрелой модерности в отдельном трактате под названием «Опыты теодицеи о благости Божией, свободе человека и начале зла» (1710). Авторитет Лейбница был столь значителен, а презентация трактата оказалась столь впечатляющей, что книга дала, как бы, вторую жизнь старинному ветхозаветному жанру, бывшему до этого безымянным.

Следует отдать должное гениальному философу: он сумел привести в относительный порядок огромный конгломерат  сложнейших миросозерцательных и богословско-этических проблем, придал их ансамблю структурно-композиционную целостность. Более того, он её удачно проименовал посредством придуманного им неологизма теодицеи, который был принят, прижился в мировом богословско-философском дискурсе и дошел до наших времен.

Впервые понятие теодицеи появилось в лексиконе Лейбница в 1697 г. в одном из его писем к королеве Пруссии Софии-Шарлотте. Вероятно, в это время у философа уже формировалась концепция будущего трактата. В результате упорного труда собрание тем «Бог-зло-страдания-справедливость» обрело внушительный вид особого дискурса, сосредоточившегося на ключевых вопросах духовно-интеллектуальной жизни человека и человечества.

Однако даже при самом почтительном отношении к гению Лейбница,  понятие теодицеи в его буквальном прочтении («оправдание Бога») нельзя считать ни достаточно точным, ни полностью приемлемым из-за присутствующей в нем теологической погрешности. На территории указанного интеллектуального ристалища речь не может идти об оправдании Бога, поскольку суверенный, никому не подотчетный Бог-Отец не нуждается ни в каком оправдании, да к тому же еще со стороны собственного бренного, несовершенного творения, не наделенного привилегией оправдывать Творца.   Оправдание – исключительная прерогатива Бога по отношению к людям. Лейбницевское же понятие  теодицеи в его распространившемся толковании искажает библейскую модель бытия. Философский акт произвольного вручения права оправдания Бога явно не по назначению, то есть тому, кто им никогда не обладал и обладать не может,  переворачивает библейскую картину отношений Творца и творения  с ног на голову, привносит в неё секулярный дух антропоцентризма, ставший во времена Лейбница уже достаточно влиятельной интеллектуальной силой.

Чтобы преодолеть этот обидный миросозерцательный сбой, необходимо обратиться к слову дике (δίκη) и принять во внимание, что его значение не сводится к содержанию понятия оправдания, а означает еще и справедливость с правосудием. Смыслы же слов правосудие и оправдание не идентичны и не взаимозаменяемы. В сочинениях, посвященных вопросам теодицеи, в центре внимания чаще всего находится тема защиты Бога от злых нападок скептиков, от клеветнических наветов   богоборцев. Речь идет об устранении  вербальных или письменно зафиксированных актов несправедливости, допущенной людьми по отношению к Богу, и о восстановлении справедливого отношения к Нему.

В данном случае понятие справедливости, в отличие от  понятия оправдания, гораздо точнее отображает суть возникающих миросозерцательных коллизий. Поэтому более аутентичным, более приемлемым для проблемного контекста выглядит перевод и толкование понятия теодицея не как оправдания Бога, но как восстановления справедливого отношения к Богу.

Данная смысловая коррекция слегка изменяет границы дискурса теодицеи и открывает возможности обсуждать, кроме традиционных богословских проблем, также и самые актуальные вопросы христианского правоведения, моральной философии, политической теологии, то есть практически для всех направлений социогуманитарной мысли. Об этом  важно помнить современным гуманитариям, исследующим проблемы катастроф, геноцидов, тоталитарных режимов, государственного терроризма, но далеко не всегда учитывающим, что их мысль в подобных случаях оказывается в семантическом пространстве старинного дискурса теодицеи и вынуждена маневрировать среди самых, что ни на есть, «вечных» вопросов бытия, где на первом месте проблемы взаимоотношений Бога, человека и зла.  Опыт показывает, что любые попытки пренебречь данным обстоятельством непременно оборачиваются дефицитом понимания того, что на самом деле происходит с миром и человеком.

В.А. Бачинин, профессор (Санкт-Петербург)