Пасторство на постмодернистском фронте (часть 1)

Прошлым летом я увидел фотографию белого каменного моста, проложенного через реку в штате Флорида. До урагана «Митч» река протекала под мостом. а русло реки полностью сменило направление. На второй фотографии река текла уже параллельно мосту.

Этот мост мог бы послужить символом современного христианского служения, где река представляла бы собой постмодернизм. Реку можно рассматривать как совокупность вопросов про веру, присущих современной эпохе. На протяжении последних 50-ти лет, старое русло реки, оказавшись затронутым последствиями урагана постмодернизма, радикально сменило направление. Мост же, символизирующий служение и нашу попытку ответить на важные вопросы, остался практически тем же.

Вне всякого сомнения, мы должны оставаться верными провозглашению «странной» истины Евангелия. Инновация не является целью сама по себе. Однако именно по той причине, что мы хотим доносить неизменное Евангелие, необходимо меняться нам. Необходимо менять не только наши методы, но также и наше понимание того, как мыслят и чувствуют люди, и, соответственно, понимание того, как нужно мыслить нам, если мы желаем достигать их сердец и разума.

Правда заключается в том, что во многих странах культура не просто изменилась, а трансформировалась в человечество с мировоззрением, радикально отличающимся от прошлого. Этот взгляд на жизнь сильно отличается от так называемого «модернистского» мировоззрения, которое зародилось примерно в ХVI столетии и было основано на просвещенческих ценностях смысла, науки, контроля и завоевания. Постмодернистское мировоззрение подвергает сомнению все допущения, утверждения и плоды «модернизма». Поскольку люди в наше время придерживаются совершенно другого способа мышления, в нашем служении им должен появится, соответственно, другой подход.

Переход к постмодернизму

Модернизм начался как движение за свободу. Его целью было избавиться от средневекового мировоззрения, основанного на авторитаризме, суеверии и тирании. Философы и ученые эпохи модернизма были подобны строителям Вавилонской башни. Они думали по-новому. Они мечтали получить контроль над знаниями, контроль над природой и даже контроль над самими собой. От философов и ученых тех времен эта мечта просочилась в повседневную жизнь обычных людей и стала превалировать в их взглядах.

Однако после столетий, проведенных в таких ограничивающих берегах, река модернизма стала почти неузнаваемой, принося кровь и пот колонизированных рас, проливаемых в результате рабства, войн, диктаторов, этнических чисток, насилия в городах, наркотиков, бедности, растущего разрыва между бедными и богатыми и угрожающего загрязнения окружающей среды. В то время как некоторые комфортно живущие жители запада все еще не могут рассмотреть ограниченность и явное зло, заключенное в модернизме, постмодернистская философия и наука быстро просачивается в жизни каждого из нас, заглушая воспеваемые модернизмом контроль, завоевание и потребление. Противодействие этому и было названо постмодернизмом.

Переплетение учения церкви с модернизмом

Без сомнения, в современной церкви постмодернизм беспокоит многих, и на то есть причины. Он высмеивает власть, подвергает сомнению моральные абсолюты и дестабилизирует те знания, которые мы накопили за все это время. С библейской точки зрения, у постмодернизма есть серьезные недостатки, но они есть и у модернизма, значительно сформировавшего наше мышление. Проблема заключается в том, что мы, как христиане, так долго купались в водах модернизма, что научились думать, говорить и принимать модернизм как неотъемлемую часть нашей веры.

«У нас не укладывается в голове, – писал Брайан МакЛарен, – что постмодернист может стать христианином, не ставши прежде (или же сразу после этого) модернистом. Так же, у нас не укладывается в голове, что наше восприятие христианства является не универсальным, а модернистским» [1]. Прекрасной иллюстрацией этой реальности служат миссионерские движения предыдущего столетия, которые зачастую настаивали на принятии людьми не только Христа, а и современной западной культуры. Раньше, модернизм был «монстром», устрашающим христиан, но на протяжении столетий, христиане изо всех сил старались его укротить и превратить в домашнего любимца, поэтому он стал мирным, ручным и живет в наших домах как член семьи.

Христиане не могут осуждать модернизм, потому что это большая часть нашей сущности, по крайней мере, на западе! Со времен правления Константина Великого, церковь перестала быть контркультурным движением, целью которого с самого начала было перевернуть мир «вверх ногами» (Деян. 17:6). Напротив, церковь подстроилась под основные культурные тенденции, сначала в рамках Римской Империи, а по прошествию столетий, слилась подобным образом с модернистской мечтой. Определение христианина наших дней имеет опасную схожесть с определением хорошо воспитанного гражданина современного мира. Мы сформулировали нашу апологетику, структурировали богословие и выработали способы роста наших церквей на основе парадигмы модернистского эксперимента.

Таким образом, для того, чтобы быть близкими к людям, живущим в наши дни, мы должны хорошо разобраться с постмодернистской критикой. В качестве подготовки к второй части этой статьи (где мы будем говорить о практических изменениях в служении, которые являются необходимыми, чтобы понять и принять разум и сердце постмодернистов) предлагаю три концептуальные перемены, которые необходимо сделать для улучшения нашего понимания, уважения и сострадания в сторону людей-постмодернистов.

От триумфализма до смирения

Одно из ранних определений постмодернистского мировоззрения звучало как «недоверие к великим нарративам» [2]. Ученые-постмодернисты отметили, что каждая человеческая система узаконивает сама себя, а также подчиняет себе все остальные меньшие нарративы с помощью авторитарной истории, которая называется «великим нарративом». Будучи только представленным, каждый великий нарратив звучал логично, однако вскоре становился инструментом для силы, завоевания и контроля. Например, когда американское общество праздновало 500-ю годовщину «открытия» Америки Христофором Колумбом, мы превозносили «великий нарратив» прогресса. Но веселье прервали постмодернисты, настаивая на том, что события 500-летней давности положили начало периоду жестокости, притеснения и геноцида в Америке, а также масштабной этнической чистке (включая фактическое стирание с лица земли многих народностей, проживающих тогда в Северной Америке). Эти современные критики модернизма скорее оплакивали, чем праздновали годовщину этого завоевания.

Становится проще понять, почему постмодернисты перестали искать «единую систему взглядов». Они обожглись и разочаровались в идеологиях, религиях, политических идеях и полностью утратили веру в человечество как таковое. С их точки зрения, любому, кто заявляет что знает «окончательный великий нарратив», не хватает либо ума, либо смирения. Многих христиан, включая адвентистов седьмого дня, это, мягко говоря, беспокоит.

Несколько вопросов, на которые нам следует ответить:

*Можем ли мы продумать и описать наше служение, не прибегая к языку завоевания и контроля?

*Можем ли мы рассматривать служение как двусторонний обмен, где мы как учим, так и учимся?

*Возможно ли, что устройство наших деноминаций на самом деле является способом приобретения личной или коллективной власти над другими?

*Что будет звучать убедительнее для постмодернистов? Наши истории превосходства и триумфа или же история смирения и подлинности Кого-то вроде Иисуса из Назарета?

От рационализма к мистицизму

Мечтою модернистов было заключить мир в рациональную, абсолютную систему, которая будет верной во всех местах и при любых обстоятельствах. Модернисты вроде Эммануила Канта и Георга Гегеля разработали такую версию христианства, которая объясняла христианскую веру как логическую автономную систему. Опираясь на учение Фомы Аквинского, который считал, что все способности человечества порочны, кроме интеллекта, они верили, что рациональное мышление может познать Бога. «Современным служителем» был тот, кто… обещал убрать мистицизм с помощью исследования, оставив лишь доктрины в чистом виде и стерильные принципы, где до этого были вопросы, боль, удивление и стремление… занимался своей деятельностью в кабинете, не лаборатории, пользуясь греческим и ивритом, не пробирками… [он бы] усмирял дикость объектов изучения: Бога и жизни, с помощью позднеиндустриальных технологий. Только вообразите себе: усмирять Бога! И жизнь! [3]

Служение церкви адвентистов седьмого дня (которое началось всего лишь полтора века назад) развивалось в контексте модернистского мировоззрения и, таким образом, вполне предсказуемо крепко опиралось на доказательства, аргументацию и структуру. Постмодернизм же, напротив, отрывается от одержимости аргументацией и доверяет в равной мере двусмысленности и мистичности. Сегодня многие христианские служители продолжают «рационализировать» веру, в то время как подавляющее большинство западного общества утратило интерес к исключительно такому подходу. И когда эти люди не слушают нас, мы приходим к неверному выводу, что они совершенно не интересуются духовным. Кроме того, когда мы смотрим на библейский текст или жизненную проблему, которые, на первый взгляд, не вписываются в нашу «полноценную» систему убеждений, мы делаем все возможное, чтобы обернуть все в пользу нашего мировоззрения. Постмодернизм же, напротив, не заключен в ограничивающие стены твердого рационализма, он открывает свои двери тайне, принимая ее как неотъемлемую часть жизни веры.

Дон Хадсон пишет: «Постмодернистская мысль выходит на сцену, чтобы напомнить нам, что вера представляет собою танец присутствия и отсутствия, благодати и трагедии, уверенности и сомнения… Она критикует гордость модернизма и таким образом, предлагает церкви одну из лучших возможностей представить Евангелие… Если модернизм, в своей крайности, может привести, в лучшем случае, к триумфу разума над невежеством, а в худшем – к триумфу разума над тайной и верой, то постмодернизм может быть приглашением к тайне, которая сосуществует с разумом, и, таким образом, может стать новой возможностью для веры» [4].

Потому ли нас пугает постмодернизм, что напоминает нам о том, что даже со всеми нашими богословскими знаниями, организационной структурой и выработкой стратегии по росту церкви, оказывается, что, на самом деле, мы ничего не можем контролировать? Какими способами мы можем делиться нашей верой с постмодернистами, принимая в то же время их восприятие тайны? Потеряем ли мы свою собственную веру, если признаем, что не знаем всех ответов? Предполагаем ли мы, что Бог может использовать только «реку рационализма», чтобы открывать Себя? Можем ли мы снова принять богатую традицию христианского мистицизма, которой мы так стыдились, живя в эпоху модернизма?

От обьективизма до других способов познания

Модернизм гордился своей объективностью. Научный метод стремился к поиску правды, исключая из исследования все незначительные факторы. Но, согласно постмодернизму, мы всегда говорим с определенной точки зрения. Мы изучаем мир по картам, которые были кем-то сложены для нас, и мы видим жизнь через очки нашей личной истории, нашего характера и опыта. Постмодернисты считают, что «каждая точка зрения – это обозревание с определенной точки» и что каждая группа людей, к которой ты принадлежишь, требует от тебя, чтобы ты смотрел на реальность с их общей точки зрения.

Хотя такая цепочка рассуждений может прозвучать угрожающе, мы должны признать, что «Божья точка зрения» принадлежит только Богу. Хотя радикальные постмодернисты и нападают на христианство, отрицая его объективность, в реальности, большинство постмодернистов просто просят о доброте и смирении в этих вопросах. Они глубоко сомневаются в человеческой способности понимать, помнить, передавать и доносить информацию с абсолютной точностью. Постмодернисты отрицают не абсолютную правду, а абсолютное знание.

Постмодернисты умоляют нас рассмотреть другие способы познания, кроме «объективного». Они бы согласились с Павлом (который сказал: «…вспоминая о вас в молитвах моих, чтобы Бог Господа нашего Иисуса Христа… просветил очи сердца вашего, дабы вы познали…» [Еф. 1:16-18]), что существуют другие верные способы познания, которые модернизм отбросил, как субъективные. Модернизм был построен на принципе Декарта «Я мыслю, следовательно, я существую». В то время как постмодернизм добавил бы: «Я выбираю, следовательно, я существую. Я чувствую, следовательно, я существую. Я верю, следовательно, я существую. Я получаю опыт, следовательно, я существую».

Чтобы оставаться верными вере, открытой нам, мы не должны отстаивать нечто меньшее, чем объективность, истина и доктрины, а напротив – большее! Слова Иисуса «Я есть истина» утверждают, что истину можно найти не в объективной концепции или принципе, а в Личности (Иоан. 14:1-7). И именно Он есть окончательным субъектом, который нельзя разделить на категории и объективизировать. Мы не можем объективизировать Бога, который в Своей сущности является реляционным. Мы можем признать, что эта субъективность, на самом деле, не является негативной чертой, чем-то постыдным, что нужно скрывать, а скорее необходимостью, реальностью, которую, на самом деле, признает Библия, поскольку это «премодернистский» текст [5].

Возможность

Постмодернизм не опасен, не для Того, «Который есть и был и грядет, Вседержитель» (Откр. 1:8). Это мы укоренили себя в одном периоде времени. Ураган постмодернизма передвинул русло реки. Старый «мост ответов», который мы строили с такой тщательностью, молитвами и методичностью, больше не может проводить людей от неверия к вере, как это было раньше. Река переместилась, и новое русло уже стало глубоким и широким. Не была ли церковь призвана к тому, чтобы неизменно оставаться этим мостом, но при этом быть подвижным и готовым приспосабливаться? В нашей христианской вере мы от природы владеем инструментами и материалами для того, чтобы перестраивать мост ответов таким образом, чтобы он изумлял ищущих постмодернистов. Я увидел, как это работает в моем служении в постмодернистской культуре центрального Манхеттена, и я нашел мир со своей адвентистской верой в этом постмодерном мире. В следующей части статьи я хочу поделиться с вами, чему я научился более практическим путем.

Примечания

1 Brian McLaren, The Church on the Other Side (Grand Rapids: Zondervan Pub. House, 2000), 168.
2 Jean-Francois Lyotard, The Postmodern Condition: A Report on Knowledge, Trans. Bennington and Massumi (Minneapolis: University of Minnesota Press, 1984, first edition 1979).
3 McLaren, 110.
4 Don Hudson, «The Dance of Truth: Postmodernism and the Evangelical,» Mars Hill Review, No. 12, Fall 1998, 12-22.
5 Brian McLaren, «Honey, I Woke Up in a Different Universe!: Confessions of a Postmodern Pastor,» Mars Hill Review, No. 15, Fall 1999, 35-46.

Самир Сельманович scienceandapologetics.com