Анти-Ницше. Философские записки протестанта

Мастер философского троллинга

Приблизиться к пониманию Ницше помогает внимательный взгляд на инструментальную часть его философской мастерской, на рабочий метод, которым он пользовался.  В его времена этот инструмент еще не был проименован должным образом. Аутентичная маркировка появилась у него в наше время, на рубеже тысячелетий, с   распространением такой девиантной формы Интернет-коммуникации как троллинг (1).

Не будет преувеличением признание в том, что  истинная стихия Ницше – это именно философский троллинг, т.е. «нечистая», вредоносная, агрессивная стратегия интеллектуальной коммуникации. Использующая деструктивные идеи, провокационные выпады, клеветнические домыслы, эпатажно-скандальные высказывания, она деформирует реальность, разрушает культурные смыслы, обесценивает абсолютные ценности, разжигает агрессивные умонастроения, создает конфликтогенную и одновременно аномийную среду гуманитарной войны всех против всех.

Конечно, троллинг сам по себе – совсем не новая коммуникативно-суггестивная модель и не дитя эпохи Интернет-революции. Он стар как мир.

Уже дьявол, проникший в Эдем, использовал этот инструмент для дезориентации Евы, введения её в заблуждение и провоцирования на крайне опрометчивые действия. Его троллинг-спецоперация оказалась, увы, успешной, так что по сей день последствия её разрушительного эффекта ощущают на себе все, без исключения, потомки прародителей.

Первыми генерациями знаменитых мастеров философского троллинга прославилась Древняя Греция. Две самые скандальные философские школы, киников-циников и софистов, внесли немалый негативный вклад в духовное угасание греческой цивилизации. Ницше, их прямой духовный наследник, виртуозно владевший арсеналом стратегий и тактик философского троллинга и широко применявший их, тоже весьма успешно посодействовал духовному «закату Европы».

Троллинг не был для Ницше игрой. Он троллил оппонентов не с хитрой, спрятанной в усах усмешкой, а с чрезвычайной серьезностью, словно исполняя свой долг на службе у некоего важного и строгого начальства. Последнее же располагалось отнюдь не на небесах. Лишь христианские проповедники, апологеты, богословы рассматривают свои труды как служение Царю Небесному. Для Ницше же Бог был «мертв». Что касается людей, то служить им он не считал нужным, поскольку  ценил их в очень малой степени и скорее презирал, чем уважал. В результате во всем мироздании для него оставался только один авторитет и господин, достойный служения, — дьявол. И Ницше, подобно доктору Фаустусу, заключил с ним договор, присягнул на верность и поступил на службу в качестве философского тролля.

Дьявол, в свою очередь, не остался в долгу, снабдил философа всем необходимым для эффективной службы — убрал с его пути помехи вроде семьи, детей, работы ради куска хлеба, а также крадущих у него время женщин, приятелей и коллег. Целиком сосредоточивитсь на темной миссии тролля-деструктора, Ницше сумел учинить уникальную по своему яростному накалу троллинг-атаку на христианство, его учение, онтологию миропорядка, аксиологию истории, этику общения.

Ницшевская антихристианская риторика, сопровождавшаяся беспощадно жестокими, зубодробительными ударами сатанинской силы, была почти неотразима. Мало кому удавалось удачно парировать бешеные выпады ловкого и бесстрашного тролля. Никто не умел с таким литературным блеском и одновременно с такой оскорбительной безжалостностью обрушивать на христиан лавины злобной клеветы.  Он мог разыграть сценку растроганного восхищения каким-нибудь давним сюжетом из христианского прошлого, а затем, чуть ли не на той же самой странице, мгновенно перепрыгнуть в иное состояние своего ума и разразиться шквалом оскорблений, направленных по тому же самому адресу. Пиетет и ненависть были для него данностями, двери в которые всегда оставались открыты, и он легко входил то в одни, то в другие, подчиняя свою троллинг-стратегию только капризам своего разорванного сознания и болезненно неуравновешенной натуры.

Цели ницшевского троллинга не носили по-настоящему философского характера, поскольку не были сосредоточены на продвижении к истине и на её отстаивании. Они выходили далеко за пределы сугубо теоретического поля, не вписывались в нормативно-ценностные рамки общепринятых ученых добродетелей, профессиональной ответственности, научной честности, порядочности, скромности. Постоянно пользуясь троллинг-приёмом смысловых и ценностных подмен, Ницше ловко подменил интеллектуальную честность ученого каким-то удивительным бесстыдством, шокирующим нормального, цивилизованного читателя, не развращенного постмодернистским умственным распутством.  Он как будто задался целью откликнуться  в своих текстах на призыв одного из героев новеллы Ф. Достоевского «Бобок», бросившего клич «Заголимся и обнажимся!» То был не буквальный призыв, а метафорическое приглашение рассказывать о себе без стеснений самую гадкую и постыдную правду, ничего не стыдиться, выплескивать на окружающих нечистоты своей внутренней жизни и делиться воспоминаниях о грязных историях из своей внешней биографии. Делать это предлагалось не ради того, чтобы очиститься от скверны, как в христианской исповеди, а из-за сумасбродного желания испытать темное наслаждение от словесной вседозволенности, пренебрегающей элементарными этическими ограничениями. Чтобы не испытывать при этом чувств стыда и угрызений совести, оказалось достаточным объявить общепринятые нравственно-этические нормы устаревшими, обветшавшими «гнилыми веревками», которые неприлично иметь при себе умному, образованному, широко смотрящему на вещи человеку. Не знаю, читал ли Ницше «Бобок», но все приемы этой стратегии он использовал в своем троллинг-проекте  «переоценки ценностей». Всё, что его не устраивало в культуре и морали, было приравнено к «гнилым веревкам», подлежащим утилизации.

Когда сегодня приходится слушать какого-нибудь ницшепоклонника, который, несмотря на свои  кандидатские или докторские философские дипломы, не видит за деревьями леса, не отличает черное от белого и с апломбом пытается рассуждать о необычайной интеллектуальной отваге и высоком нравственном мужестве своего идола-ниспровергателя, для которого в самом буквальном смысле не было ничего святого, то так и хочется указать ему на «Бобок». Пусть прочтет, а затем выбирает, кто ему ближе: те, кто охотно «заголяются», «обнажаются» и легко воспаряют над всеми, у кого есть стыд и совесть, или же те, кто старается уберечь свой здравый смысл и чувство собственного достоинства от интервенций безумствующего философского тролля и его популяризаторов.

Роль тролля предъявляла к Ницше требования, среди которых на первом месте была особого рода беспринципность, похожая не на ухватки жульничающего шулера, а на дьявольскую изворотливостью эдемского змия, который говорил Еве: «Нет, не умрешь», а она, послушав его, утратила бессмертие. Сатана заявил, что люди будут как боги, но они, напротив, потеряли богоподобие.  Ницше служил именно этому змию. Он  троллил христиан «не корысти ради», а из «идейных соображений», чтобы разрушить в них веру, оторвать их от Бога, превратить в подобие уже нарисованных им карикатур жалких, немощных существ, беззащитных перед происками дьявольских сил и натисками демонических стихий.

Выражение «переоценка ценностей», которым пользовался Ницше и которому он пытался придать концептуальный статус, в действительности являлось не более, чем фразой-ширмой, маскировавшей деструктивные стратегии и тактики ниспровержения всего того, что принесло с собой христианство – высоких идеалов, классических смыслов,   универсалий добра, истины, справедливости и еще многого другого.  Превратив принцип переоценки в программу и девиз, Ницше фактически заявил: «Троллю, следовательно существую». И это не преувеличение, поскольку практически все тексты, написанные им после того, как он оставил кафедру Базельского университета, удалился  в самоизоляцию и погрузился в болезнь, сочинялись уже в значительной части с использованием метода   философского троллинга. Этот метод  не требовал той сосредоточенности, которая важна при долговременных напряжениях рефлексирующего мышления. Рассудок Ницше в силу ряда причин не был нацелен на то, чтобы прясть длинные мысли, сопутствующие упорному поиску истины. Большинство его текстов выглядят как коллекции интеллектуальных зарисовок, зафиксированных вспышек воображения, россыпей из красочных образов. Медленно приближавшееся безумие не препятствовало подобному творчеству.  Не препятствовало оно и распространению благосклонного отношения читательской массы к философско-эстетическим формам симбиоза безумия с творчеством. Ключевая идея ницшевской эпохи, умещавшаяся в два слова «Бог умер», распахивала двери в культуру для умственных девиантов самого разного профиля.

Ницше, как и подобает стопроцентному нигилисту, совмещал в себе психологию террориста с психологией самоубийцы. Осуществляя свой троллинг-террор, он был абсолютно безжалостен к своим жертвам, к которым причислил прежде всего Бога-Отца, Бога-Сына, Бога-Св.Духа, христианство и христиан.

Одновременно он выказывал довольно охлажденное отношение  к собственной духовной судьбе. Безверие анестезировало его духовные рецепторы, и потому собственная погибель в inferno его не страшила. В этом состоял весь секрет его безумной богоборческой дерзости. Хотя, в сущности, возникают вопросы: зачем ему понадобилось тратить так много умственной и душевной энергии на войну с христианами, если он был уверен в том, что их Бог уже канул в небытие, а сами они обречены на вымирание?

Если вопросы такого рода и посещали Ницше, то он игнорировал их весьма своеобразным способом. Не слишком громогласно, но вполне внятно он давал знать, что отныне ему предоставлено исключительное право служить орудием возмездия, исполнять функции плётки или бича и на свой лад творить суд над ключевыми смыслами, ценностями и нормами почти двухтысячелетней истории христианского мира и над их носителями. Похоже, что философствующий Мальбрук, собираясь в свой очередной военный поход, каждый раз говорил себе: «Идешь к христианам, не забудь плётку!» При этом его интеллектуальной «плёткой» был метод беспощадного троллинга.

(1) На деструктивную и одновременно демоническую природу троллинга указывает одно из толкований семантической фактуры данного  понятия, производного от названия творящих зло демонических существ скандинавской мифологии — тролллей.

В.А. Бачинин, кандидат философских наук, доктор социологических наук, профессор, (Санкт-Петербург)