Завет вечный

Жизнь античного еврея регулировалась целым рядом законов, традиций, инструкций и сценариев – как писанных, так и устных. Пасхальная трапеза, на которую Иисус собрал учеников, была одним из таких четко прописанных ежегодных событий. Когда по узкой лестнице они поднялись в горницу тайной вечери, барашек был уже зарезан, разделан и должным образом приготовлен. Все возлегли на соответствующие места, и Учитель, поднимая первую ритуальную чашу, лишь добавил к традиционной молитве, что в следующий раз будет пить с учениками уже в Царствии Божьем. Это усилило праздничное возбуждение: несколько дней назад весь город встречал Иисуса как царя, и ученикам казалось, что если бы не чреда выходных из-за совпадения Субботы и Пасхи, Его уже помазали бы на царство. Что ж, пару дней подождем, а потом запируем по-царски!

Затем Иисус, как положено, вознес лепешку и поблагодарил Бога за хлеб, но, разделяя ее на всех возлежавших, добавил: «сие есть тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание». Учитель уже давно говорил о Себе, как о некой Жертве, и хотя смысл этих высказываний все еще был непонятен, с ними свыклись. Хлеб был роздан, и трапеза началась. Все происходило строго в соответствии со старинным, сотни лет не менявшимся ритуалом; каждая деталь символизировала те или иные события Исхода евреев из Египта. 

Но когда ужин подходил к концу и Учитель вознес последнюю, благодарственную чашу, вдруг прозвучали совершенно неожиданные слова: «сия чаша есть Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается» (От Луки 22:19-20). Что это значит – «новый завет»? Как вечный завет может быть «ветхим» или «новым», если он – вечный? И тем более – при чем тут чаша? Не перепутал ли Учитель сценарии? Или это ученики не понимали, в каком ритуале участвовали они на самом деле?

Чтобы разобраться, что услышали они в словах Иисуса, необходимо выяснить, какой именно смысл вкладывался тогда в утраченное нашей культурой понятие «завет». Безусловно, мы знакомы с Ветхим Заветом и Новым Заветом как разделами Библии. Но для людей того времени, знакомых лишь с теми текстами, которые мы сегодня называем ветхозаветными, это понятие было куда шире. Отношения завета являлись важной частью их жизни, поскольку именно ими нормировалась жизнь в браке. Не существовало разных слов для обозначения брака и завета – это было одно и то же.

Отношения брака/завета предполагали сочетание двух элементов – благословений и ответственности. В этой связи в Писании упоминаются два вида нарушения этих отношений. Первый, это когда получающий заветные благословения не берет на себя ответственности за них (этот грех в Писании называется блудом). Второй, это когда взявший на себя ответственность завета, все-таки нарушает его (этот грех называется прелюбодеянием). Причем, оба понятия Библия использует не только применительно к людям (например – Осия 4:14), но и к целым народам (например – Иеремия 3:6-9). Мы можем восторгаться метафоричностью библейского языка, но это вовсе не метафора, а собственно терминология завета. 

Каков же был порядок заключения заветных отношений, знакомый каждому еврею? Как обычно вступали тогда в брачные отношения юноша и девушка, – скажем, Иван да Марья (пусть у наших героев будут эти типичные еврейские имена – Иоанн и Марьям)? 

Вхождение в брачные отношения проходило в три этапа:

1. Клятва (заключение завета), 
2. Обручение (обновление завета) и 
3. Возвращение жениха (свершение завета). 

Характерной особенностью первого этапа являлось то, что ни жених, ни невеста участия в нем не принимали. Они могли даже не знать о нем и, более того, любой из будущих супругов мог быть на тот момент еще младенцем. Ответственность за этот этап лежала на папах Вани и Маши – отец жениха приходил к отцу невесты. 

Поначалу переговоры носили чисто деловой характер. Когда же папы достигали согласия, отец невесты приносил в жертву пару птиц или животное (ягненка, козленка или бычка – в зависимости от достатка), изливал кровь на землю и раскладывал разрубленные туши по обе стороны. После этого оба папы обменивались клятвой выдать своих детей друг за друга. Скрепляли эту клятву, проходя меж разрубленных туш и призывая на свою голову всевозможные проклятия в случае нарушения этой клятвы. 

Заветный союз был заключен, закланных животных приготовляли в пищу и начинали пировать, отмечая событие. Когда пир заканчивался (то ли к вечеру, то ли через несколько дней – в зависимости от достатка их семей), отец жениха возвращался домой, и жизнь продолжалась своим чередом. За одним исключением: Ваня и Маша росли теперь друг для друга. Они были женихом и невестой. 

Представляете, какие ассоциации возникали у евреев, с детства знакомых с ритуалом Клятвы, когда они слушали в синагоге старинную историю об Аврааме? 

«Аврам поверил Господу, и Он вменил ему это в праведность. И сказал ему: Я Господь, Который вывел тебя из Ура Халдейского, чтобы дать тебе землю сию во владение.
Он сказал: Владыка Господи! по чему мне узнать, что я буду владеть ею?
Господь сказал ему: возьми Мне трехлетнюю телицу, трехлетнюю козу, трехлетнего овна, горлицу и молодого голубя.
Он взял всех их, рассек их пополам и положил одну часть против другой; только птиц не рассек. И налетели на трупы хищные птицы; но Аврам отгонял их. При захождении солнца крепкий сон напал на Аврама, и вот, напал на него ужас и мрак великий.
Когда зашло солнце и наступила тьма, вот, дым как бы из печи и пламя огня прошли между рассеченными животными. В ЭТОТ ДЕНЬ ЗАКЛЮЧИЛ ГОСПОДЬ ЗАВЕТ С АВРААМОМ» (Бытие 15:6-12, 17-18). 

Слушатели видели в этом повествовании заключение Завета между двумя «папами»: Отцом всего творения Богом и праотцом всех верующих Авраамом. Недаром Писание неоднократно говорит о народе Израиля как о невесте Божьей. Тайна Сына и Духа еще не была открыта, и Бог мистическим образом воспринимался и как Отец Жениха, и как Сам Жених в одном лице.  

Ваня и Маша росли, беззаботно играя со сверстниками. Так продолжалось, пока не приходила полнота времени (Галатам 4:4) – невеста достигала брачного возраста, а жених был готов заплатить мохар, брачный выкуп за невесту (по-славянски – «вено»: Бытие 34:12, Исход 22:16-17, 1 Царств 18:25). Наступало время Обручения. Теперь уже жених сам появлялся в доме родителей невесты с друзьями-свидетелями. Накрывался стол, женщины (кроме невесты, скрывавшейся на женской стороне дома или за ширмой) подавали еду, мужчины же вели неторопливую застольную беседу – о новостях, о здоровье родственников, о приплоде скота, о видах на урожай, и тому подобное. 

Ничто не выдавало истинной цели визита, хотя все прекрасно понимали, зачем пришел Иван, и почему ему так трудно скрывать свое волнение. Когда застолье было закончено, наливалась последняя чаша, с которой возносилось благодарение Богу за трапезу, за всех присутствующих, за их хозяйство, за членов их семей. Но сразу после молитвы жених, как бы невзначай, говорил хозяину дома, будущему тестю: кстати, а почему мы не видим дочь твою, Марьям? Все ли с ней в порядке? Здорова ли она? Отец заверял гостя, что все в полном порядке, и посылал за дочерью, чтобы тот смог убедиться лично. 

Чуть помедлив (торопливость считалась бы признаком отсутствия стыда), невеста с покрытым вуалью лицом выходила к гостям. И вот тут наступал самый главный момент: жених, взяв чашу, подносил ее невесте со словами: «это – чаша завета между мной и тобой, вместе с ней я отдаю тебе свою жизнь». Если невеста была согласна на такое предложение, она приняв чашу, пила из нее. С этого самого момента она была обручена своему жениху, и они обладали всеми юридическими правами мужа и жены, включая права вдовства и наследования имущества. В случае же нарушения верности завету, это уже считалось не блудом, а прелюбодеянием и подлежало смертной каре.

Обручение было обновлением заветного союза: жених и невеста больше не находились под старым заветом, за заключение и сохранение которого были ответственны их отцы. Это был новый завет, заключенный лично между ними двумя. 

Хотя невеста имела право отвергнуть чашу, само собой разумеется, все ожидали, что раз уж дело зашло настолько далеко, она примет ее – в противном случае событие расценивалось бы как позор и для жениха, и для отца невесты. Поэтому, если Маша по какой-либо причине не хотела выходить за Ваню, она, как послушная дочь, заранее должна была упрашивать своего отца, говоря: «если только возможно, да минует меня чаша сия; впрочем, пусть будет не как я хочу, но как ты». И если такая возможность действительно была, сострадательный отец мог попытаться уладить этот вопрос с семьей жениха, подыскав тому другую достойную невесту и заплатив откуп, достаточный на вено для нее и покрытие как материальных, так и моральных издержек. 

Впрочем, практика расторжения заветных союзов была крайне редкой, и, как, правило подобные события старались не разглашать. Так, Иосиф, обрученный муж Марии, матери Господа нашего, узнав, что Она беременна «и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее» (От Матфея 1:18-19). Ведь, хоть они еще и не жили вместе, юридически были мужем и женой, и ей бы грозила смерть.

Когда невеста принимала чашу, жених тут же платил вено ее отцу – это был залог серъезности его намерений. Размер брачного выкупа был оговорен заранее и отражал либо общепризнанные достоинства невесты, либо знатность ее положения (см. 1 Царств 18:20-25), либо то, насколько жених ценил свою избранницу. Когда формальности были соблюдены, муж… разворачивался и уходил. Но перед уходом он говорил жене: «Я ухожу приготовить нам жилище в доме отца моего. Как только все будет готово, я вернусь и заберу тебя. Когда это произойдет – не знаю ни я, ни мои спутники, знает лишь мой отец. Ты только жди. Если же случится что-либо непредвиденное, ты знаешь, где я». Невеста оставалась ждать и готовиться к свадьбе. Чаша завета оставалась у нее, и она пила из нее в память о своем возлюбленном.

Сам же он возвращался в дом своего отца и начинал обустраивать семейный очаг. Если в их усадьбе было достаточно построек, Ваня, по согласованию с отцом, мог переоборудовать уже существовавшее жилище; если же нет, предстояло возвести новое. Отец внимательно следил за его работой, и вот, по истечении некоторого времени (обычно – не меньше года), наступал момент, когда отец говорил: «Ты готов, сын мой. Иди, забирай свою жену». Вне зависимости от времени суток, Иван бросал любые свои занятия, созывал друзей и отправлялся за столь желанной Марией. Сопровождавшие его друзья восклицали: «Жених идет!», трубили в рога, и, если было темно, несли факелы. Всякий же, увидавший их шествие или услыхавший этот возглас, также кричал: «Жених идет!», чтобы благая весть эта как можно быстрее достигла невесты и та, взяв всё заранее приготовленное имущество, поскорее покинула дом своего отца и вышла навстречу жениху. 

Забрав невесту, процессия разворачивалачь и отправлялись обратно. Подруги невесты должны были в любой момент быть готовы к этому событию, поскольку как только шествие заходило в дом жениха, ворота закрывались. Те же, кто не успевал зайти вместе со всеми (например – отправивишись за маслом для светильников), оставались на улице, поскольку невеста к воротам больше не подходила – ей было не до этого.

Войдя в дом, жених и невеста становились под заранее приготовленной ритуальной кущей (символом скинии Завета между Богом и Его народом). Над ними читалась молитва благословения, после чего невеста, отпив из чаши завета, возвращала ее жениху. Тот допивал чашу и, положив на землю, сокрушал ее ударом ноги – она больше была не нужна ни невесте в память о женихе, ни жениху, чтобы предлагать ее кому-либо еще. Друг жениха тут же отводил молодоженов в брачные покои, и, вернувшись, объявлял всем, что брачный союз свершился, после чего начинался свадебный пир, длившийся как правило несколько дней. Но невеста больше не выходила к гостям – она всецело принадлежала своему мужу.  

* * *

Тайная вечеря состоялась за день до Пасхи. В том году праздник приходился на Субботу, и некоторые раввины, считая, что празднование чего-либо в Субботу является нарушением Четвертой заповеди, учили, что в таких случаях Пасху необходимо отмечать днем раньше. Но истинная Пасха состоялась в предназначенное ей время – «Пасха наша, Христос, заклан за нас» (1 Коринфянам 5:7) на следующий день! 

Каково же тогда значение застолья, которое Иисус делил со своими учениками? Ответ на этот вопрос мы можем найти в словах Самого Спасителя, подавшего чашу после вечери ученикам со словами: «сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание» (1 Коринфянам 11:25).

Эта трапеза была обручением, обновлением завета. Драгоценное вено уже было приготовлено к уплате, и Жених заверял Невесту: «В доме Отца Моего обителей много. А если бы не так, Я сказал бы вам: Я иду приготовить место вам. И когда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я. А куда Я иду, вы знаете, и путь знаете (От Иоанна 14:2-4). О дне же том, или часе, никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец» (От Марка 13: 32).

Мы, Церковь, – обрученная Невеста Христа и Господа нашего Иисуса, Который возлюбил нас настолько, что не пожалел отдать Собственную жизнь в качестве брачного выкупа за нас, грешных. Имея такой залог, такое свидетельство Его любви, мы живем в постоянном ожидании Его возвращения, чтобы вместе с Ним отправиться в дом Небесного Отца. Мы храним себя в чистоте и непорочности, чтобы быть готовыми выйти Ему навстречу в любой момент, когда, как говорит Писание, «Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем. Итак, утешайте друг друга сими словами. О временах же и сроках нет нужды писать к вам, братия, ибо сами вы достоверно знаете, что день Господень так придет, как тать ночью» (1 Фессалоникийцам 4:16-5:2). 

Итак, «бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа, в который приидет Сын Человеческий» (От Матфея 25:13). Как знать, может в эту самую минуту, когда вы читаете эти строки, ангелы поднимают свои трубы, и наш Небесный Жених уже ставит Свою ногу на облако?! «И Дух и невеста говорят: прииди! И слышавший да скажет прииди! Свидетельствующий сие говорит: ей, гряду скоро! Аминь. Ей, гряди, Господи Иисусе!» (Откровение 22:17, 20).

Сергей Головин